Максим Горький - Жизнь Клима Самгина (Сорок лет). Повесть. Часть третья

Тетушка, остановясь, позвала его, он быстро побежал вперед, а Самгин, чувствуя себя лишним, свернул на боковую дорожку аллеи, – дорожка тянулась между молодых сосен куда-то вверх. Шел Самгин медленно, смотрел под ноги себе и думал о том, какие странные люди окружают Марину: этот кучер, Захарий, Безбедов...

– Гуляешь?

Самгин вздрогнул, – между сосен стоял очень высокий, широкоплечий парень без шапки, с длинными волосами дьякона, – его круглое безбородое лицо Самгин видел ночью. Теперь это лицо широко улыбалось, добродушно блестели красивые, темные глаза, вздрагивали ноздри крупного носа, дрожали пухлые губы: сейчас вот засмеется.

«Вася», – сообразил Самгин.

– Ничего, – гуляй, – сказал Вася приятным мягким баском. На его широких плечах – коричневый армяк, подпоясан веревкой, шея обмотана синим шарфом, на ногах – рыжие солдатские сапоги; он опирался обеими руками на толстую суковатую палку и, глядя сверху вниз на Самгина, говорил:

– Я тебя – знаю, видел ночью. Ты – ничего, ходи, не бойся!

– Вы – сторож? – спросил Самгин.

– Я-то? Ожидающий я буду.

– Они все ушли туда, вниз, – показал ему Самгин.

– Я – знаю. Я все вижу: кто, куда.

Теперь Вася улыбался гордо, и от этой улыбки лицо его стало грубее, напряглось, глаза вспыхнули ярче.

– Живу тут, наверху. Хижина есть. Холодно будет – в кухню сойду. Иди, гуляй. Песни пой.

– запел он и, сунув палку под мышку, потряс свободной рукой ствол молодой сосны. – Костерчик разведи, только – чтобы огонь не убежал. Погорит сушняк – пепел будет, дунет ветер – нету пеплу! Всё – дух. Везде. Ходи в духе...

Он мотнул головой и пошел прочь, в сторону, а Самгин, напомнив себе: «Слабоумный», – воротился назад к дому, чувствуя в этой встрече что-то нереальное и снова подумав, что Марину окружают странные люди. Внизу, у конторы, его встретили вчерашние мужики, но и лысый и мужик с чугунными ногами были одеты в добротные пиджаки, оба – в сапогах.

Лысый, сняв новый коричневый картуз, вежливо пожелал Самгину:

– Доброго здоровьица! И спросил:

– Наследник – это вы будете? Из окна высунулось бледное лицо Захария, он отчаянно закричал:

– Да нет же! Я же вам оказал... Солдат, выплюнув соломинку, которую он жевал, покрыл его крик своим:

– Ты сказал, а мы – не поверили! И – спрячь морду! Захарий скрылся. Мужики, молча выслушав объяснения Самгина, пошептались, потом лысый, вздохнув, сказал:

– Так. Ну, вам поверить можно, а то здесь... – Он безнадежно махнул рукой.

Солдат, вынув из кармана кисет, встряхнул его, спрятал и обратился к Самгину:

– Дадите, что ли, папироску? А получив папиросу, сказал, строго разглядывая фигуру Клима:

– Вот бы вас, господ, года на три в мужики сдавать, как нашего брата в солдаты сдают. Выучились где вам полагается, и – поди в деревню, поработай там в батраках у крестьян, испытай ихнюю жизнь до точки.

– Нескладно говоришь, – вмешался лысый, – даже вовсе глупость! В деревне лишнего народу и без господ девать некуда, а вот хозяевам – свободы в деревне – нету! В этом и беда...

– Глядите – идут! – сказал седобородый мужик тихонько; солдат взглянул вниз из-под ладони и, тоже тихонько, свистнул, затем пробормотал, нахмурясь:

– Зотова здесь, эге!

Мужики повернулись к Самгину затылками, – он зашел за угол конторы, сел там на скамью и подумал, что мужики тоже нереальны, неуловимы: вчера показались актерами, а сегодня – совершенно не похожи на людей, которые способны жечь усадьбы, портить скот. Только солдат, видимо, очень озлоблен. Вообще это – чужие люди, и с ними очень неловко; тяжело. За углом раздался сиплый голос Безбедова:

– А – вам какого еще чорта надо? Сказали вам – не продается, ну?

Не желая встречи с Безбедовым, Самгин пошел в парк, а через несколько минут, подходя к террасе дома, услыхал недоумевающие слова Турчанинова:

– Бунтуют и – покупают землю! Значит – у них есть деньги? Почему же они бунтуют?

– Едем! – крикнула Марина, выходя на террасу. Самгин сел в коляску рядом с Турчаниновым; Безбедов, угрюмо сопя, стоял пред Лидией, – она говорила ему:

– Вы распорядитесь, чтоб солдат поместили удобно. До свидания! Едемте, Павел.

Кучер, благообразный, усатый старик, похожий на переодетого генерала, пошевелил вожжами, – крупные лошади стали осторожно спускать коляску по размытой дождем дороге; у выезда из аллеи обогнали мужиков, – они шли гуськом друг за другом, и никто из них не снял шапки, а солдат, приостановясь, развертывая кисет, проводил коляску сердитым взглядом исподлобья. Марина, прищурясь, покусывая губы, оглядывалась по сторонам, измеряя поля; правая бровь ее была поднята выше левой, казалось, что и глаза смотрят различно.