Шэнь Фу - Шесть записок о быстротечной жизни

В седьмую луну года и-чоу господин Чжо-тан вернулся из столицы домой. Чжо-тан, собственно, его прозвание. Настоящее его имя Юнь-юй, а литературный псевдоним Чжи-жу. Мы были знакомы с детства. В год гэн сюй [113] 1790 г. правления государя Цяньлуна он первым выдержал императорский экзамен и стал главой управы в городе Чунцин, в Сычуани. В пору смуты, поднятой приверженцами учения «Белого лотоса» [114] «Белый лотос» — тайное религиозное общество, возникшее еще в IV в., когда монах Хуэй-юань основал со своими сподвижниками секту «Белый лотос», приняв за символ вероучения лотос — священный у буддистов цветок — девиз чистоты «западного рая» Будды Амитабы. Здесь идет речь о восстании 1796—1804 гг. В официальной трактовке того времени это был религиозный бунт «бандитов-сектантов». Эта точка зрения отражена и у Шэнь Фу. , он снискал известность тем, что в течение трех лет вел войну с мятежниками. Встретившись после долгой разлуки, мы оба были несказанно обрадованы. В девятый день девятой луны Чжо-тан вместе с семьей опять собрался на службу в Чунцин. Он пригласил меня сопровождать его. Я опять распрощался с матушкой, которая теперь жила в доме у Лу Шан-у, мужа моей девятой сестры, так как дом отца был продан и «принадлежал уже другим людям. В наставление мне матушка тогда сказала:

— Твой младший брат всегда был ничтожеством. Поэтому, не щадя сил своих, ты должен приумножить славу семьи. Во всем я уповаю только на тебя.

Провожал меня мой сын Фын-сэнь. На полпути сын вдруг стал громко рыдать и я вынужден был отослать его домой.

Когда наша лодка прибыла в Цзинкоу, Чжо-тан сказал, что хочет навестить своего давнего приятеля, некоего Ван Ти-фу, который обладал почетным титулом сяоляньжень — «человека, отличившегося в благопочитании родителей» — и служил при соляной управе в городе Янчжоу. Чтобы повидать его, Чжо-тан свернул в сторону от намеченного пути. Воспользовавшись удобным случаем, я посетил могилу Юнь. Вскоре мы снова вернулись в лодку и поплыли вверх по реке Янцзы. Путь наш пролегал по многим известным своей красотой местам. Когда мы были уже в Цзинчжоу, что в провинции Хубэй, получили известие, что мой друг назначен на должность таотай [115] Таотай — разъездной императорский инспектор. Обычно в каждую провинцию назначался императорский ревизор, который должен был контролировать местное чиновничество. в Тунгуань. Чжо-тан попросил меня остаться в Цзинчжоу с его сыном Дуньфу и семьей, пока он отправится в Чунцин для встречи Нового Года, а оттуда он проследует к месту своей новой службы, в город Чэнду.

Во вторую половину следующего года вся семья двинулась вслед за ним, в провинцию Сычуань. До Фаньчэна мы добрались на лодке, отсюда путь шел уже по суше. Путешествие было долгим и потребовало больших затрат, ведь с нами двигалось великое множество людей и повозок. В дороге одна за другой дохли лошади, непрестанно ломались оси телег, и казалось, не будет конца нашим мучениям и страданиям. Только в третью луну мы, наконец, добрались до Тунгуани, но к тому времени Чжо-тана уже перевели в провинцию Шаньдун на новую должность. Денег у нас не осталось; как говорится, «только легкий ветер бродил в наших рукавах». Семья Чжо-тана не могла следовать за ним к месту его новой службы, и на время всем нам пришлось поселиться в Тунгуаньском училище наук. Только к концу десятой луны мой друг смог получить положенное ему содержание в шаньдунской управе и переслать нам с нарочным деньги. Вместе с деньгами прибыло и письмо от Цин-цзюнь, в котором она писала, что Фын-сэнь умер в четвертой луне этого года. Тут я понял, что слезы моего сына, которые он пролил, провожая меня, были слезами прощания сына с отцом. Увы! Юнь родила мне только одного сына. И должно было так случиться, что именно он ушел из жизни, так что некому было продолжить линию рода Юнь. Чжо-тан вместе со мной оплакивал кончину моего сына. По прошествии некоторого времени он подарил мне наложницу [116] У Шэнь Фу умер его единственный сын, и, заботясь о продолжении его рода, Чжо-тан дарит ему наложницу, надеясь на появление нового наследника. и тем снова погрузил меня в весенний сон жизни. С этого времени я опять в круговороте тревог и не знаю, когда наступит пора прозрения.

За тридцать лет, проведенных мною в разъездах по делам, я не видел только земли Шу, Цянь и те, что к югу от Дянь [117] Шу — старинное название земель в провинции Сычуань на юго-западе Китая; Цянь — название земель на юге провинции Гунчжоу; Дянь — старинное название провинции Юньнань на крайнем юго-западе, у границ Бирмы. . Мой путь, верхом или на телеге, направлялся волей людей, которых я сопровождал. Я никогда не имел возможности поселиться в глухом углу и обрести уединение, мог лишь любоваться видом гор, рек, сменяющимися пред взором облаками и туманами. Я склонен обо всем судить сам, и мне в тягость повторять других. Подчас, говоря о поэзии и достоинствах живописного свитка, я отрину то, что для иных жемчужина, и приму творение, которое отвергли; так и с примечательными и известными славой местами, ибо они дороги настроением, коим их наделило сердце: бывает знаменито место, а не чувствуешь его красоты, а другое, безвестное, восхитит. Я напишу здесь о том, что сам повидал.