Максим Горький - Гость

… Прижавшись к крутому обрыву берега, стоит караван барж, ожидающих груза.

Ночь лунная, и от мачт на холодную воду реки легли длинные полосы теней, как узкие тропинки куда-то во тьму, где утонул противоположный берег и где далеко, сиротливо блестит огонёк.

Река медленно льётся в чёрную даль, волны её гладят борта пустых барж, и внутри барж раздаются протяжные, гулкие вздохи.

На берегу недвижно замерли кусты лозняка, и от них на воду и берег луна тоже бросила узорчатые, недвижные тени.

В одном месте кустарника чуть тлеется костёр – освещает корни, вымытые водой из земли, и ветки, опустившиеся над ним. Он смотрит меж них, как большой красный глаз какого-то чудовища.

На носу той баржи, что стоит первая против течения, медленно движется неуклюжая фигура дежурного матроса; иногда он останавливается у борта, долго смотрит вдаль по спокойной воде и снова начинает ходить поперёк баржи. В тишине ночи его шаги ясно слышны и на берегу и везде, далеко вокруг каравана, а под ним, в пустых трюмах судна, всё вздыхает река, гладя просмолённое дерево баржи…

Звёздное небо смотрит в спокойную воду, и звёзды, отражаясь в ней, сверкают, как маленькие, золотые рыбки.

Ночь холодна, тиха… и ясна.

Иногда всплескивает рыба и где-то далеко поют песню и плачет гармоника; слов не слышно, но одна за другой, по сырому, холодному осеннему воздуху, тянутся печальные ноты, тянутся и бесследно исчезают во тьме и молчании…

Дежурный на передней барже остановился у борта, посмотрел на воду и вдруг, обернувшись лицом к баржам сзади него, закинул голову и уныло-протяжно закричал:

– Го-ость!..

Потом он наклонился, поднял с палубы длинный шест и, истово перекрестясь, опустил его за борт…

Раздалось журчание воды, разрезаемой встреченным ею препятствием.

И на следующей барже, ещё ранее, чем успел замереть первый возглас, – тоже раздалось монотонное, певучее слово:

– Го-о-ость!

Потом у борта её также появилась фигура дежурного матроса с шестом в руках и так же, как и первая, она, крестясь, спустила в воду шест…

– Го-ость! – плакал звонкий фальцет где-то вдали… Эхо на берегу отчётливо повторяло ноющее, печально выпеваемое вахтенными слово…

– О-го-о-о-сть!..

Вахтенный передней баржи вдруг энергично стал ворочать багром, и скоро снова воздух огласился его печальным криком:

– При-иня-а-а-л!

Опустив в воду шест, он пошёл по борту баржи к корме и, когда подошёл к рулю, с силой толкнул что-то в воде и вполголоса бросил на следующую баржу:

– Проводил…

И вслед за тем вытащил свой багор из воды.

Тогда в промежутке между кормой первой баржи и носом следующей за ней, в полосе воды, освещённой луной, появилось что-то белое и круглое, как шар, утверждённое на тёмной массе, по очертаниям похожее на человеческую фигуру…

Оно появилось и скоро исчезло в тени от борта баржи…

– При-и-ня-а-а-л! – заплакал в воздухе возглас вахтенного.

И вахтенный второй баржи так же, как и первый, – опустив шест в воду, – пошёл по борту к корме…

Вскоре раздался и его короткий возглас:

– Проводил…

На последней барже «гостя» дожидались двое: один стоял с багром в руках, в выжидательной, сторожкой позе, другой рядом с ним склонился за борт, опираясь руками о колено, и любопытно смотрел вверх по течению…

– Не подобьёт к нам? – спросил он тихо товарища.

– Поди, не подобьёт…

– А коли подобьёт?

– Тогда, брат, табак – дело! Сейчас полиция – как, откуда, да что?.. Всю душу вымотают.

Не дай ты, господи!

Он идёт…

Покачиваясь на воде, «гость» подплывал под нацеленный в него багор вахты…

Он плыл вверх лицом, и оно, очень белое на тёмном фоне воды, покачивалось, глядя в звёздное небо. Так странно покачивалось, точно было недовольно приёмом вахты барж и хотело сказать ей:

«Ах вы, братцы мои! Как же вы это так? Нехорошо!»

– Попал!.. – тихо произнёс вахтенный и, как все другие ранее его, – пошёл с опущенным в воду багром на корму…

Его товарищ, скосив голову к воде, шёл за ним.

– В сапогах… – сказал он, когда дошли до середины кормы.

– Чай, поди, наш брат, матросик, – отводя багром «гостя» от борта, ответил его товарищ.

– Надо быть, так…

– Про-о-во-о-дил! – выхватив шест из воды, запел вахтенный на передние баржи…

– А к берегу его поблизости от нас не прибьёт?.. Тогда всё едино – склока будет…

– Не бойсь! Теперь до мыска-то дойдёт, а там его отшибёт в фарватер. Выше как на двадцать вёрст от нас ему не пристать теперь. Да ещё, гляди, на тот берег перекинет…