Василий Быков - Карьер

– Я тут тебе одно лекарство, достал. Импортное. Великолепно действует при сердечной недостаточности.

Выхватив из салона маленькую кожаную сумочку с ручкой-петелькой, он расстегнул «молнию».

– Вот: ди-гок-син. Вчера у Ермилова достал. Специально для тебя.

– Ну спасибо, – сказал Агеев, принимая из его рук небольшую коробочку с синей латинской надписью. – Если поможет.

– Поможет, поможет! Наш директор только им и спасается. Отличное средство. И вот кое-что из жратвы. Думаю, ты тут не голодаешь, конечно, на сельских харчах, но все-таки...

Он раскрыл багажник и начал извлекать из его вместительной глубины аккуратные свертки, кульки и пакеты, буханку черного бородинского хлеба; подбросив вверх, ловко перехватил рукой бутылку грузинского коньяка с синей наклейкой.

– Это ни к чему, – сказал Агеев.

– Ничего, пригодится. Я спрашивал, сказали, коньячок тебе можно. Для расширения сосудов.

Что ж, наверное, самое время было перекусить, и, чтобы не располагаться на жаре, они отошли к кладбищенской ограде, в тенек. Правда, сын чуть поморщился от такого соседства, но перенес туда два складных стульчика из машины, быстро раскинул дюралевые ножки портативного столика – сын был человеком предусмотрительным. Агеев принес из палатки свой охотничий нож, термос, в котором еще что-то плескалось, и они присели по обе стороны столика, друг против друга.

– Ну, так выпьешь немножко? – спросил сын, откупоривая бутылку.

– Нет, не буду.

– А я, знаешь, выпью. Сегодня за руль больше не сяду, уездился.

– Выпей, чего ж, – сказал отец.

– Для расслабления нервов. Так за тебя, батя, – поднял он до половины налитый пластмассовый стаканчик, и Агеев кивнул головой. Сын не имел особенного пристрастия к алкоголю и в этом смысле не внушал беспокойства.

Видно, проголодавшись за долгую дорогу, он выпил и с аппетитом стал закусывать копченой грудинкой и сыром, устраивая такой вот, с детства любимый им бутерброд, и Агеев вспомнил, что у них с матерью не было больших забот с питанием сына – тот ел все и в любое время, как и отец, будучи совершенно непритязательным в еде. Вообще, пока жил с родителями, забот с ним было немного: хорошо окончил школу, с первого захода поступил в институт – не потребовалось никакой подстраховки, неплохо учился, теперь работает над кандидатской, умный, энергичный, знающий свое дело молодой человек. Вот только в семейной жизни сразу не повезло, год назад развелся, оставив годовалого карапуза.

– Как внучок? – вспомнив об этом, спросил Агеев.

– Растет, что ему. На прошлой неделе видел... Во дворе. Правда, всего минуту, некогда было.

– А Света?

– Что Света? Какое мне дело... – посмотрел в сторону Аркадий и перевел разговор на другое: – Ну а ты как? Добил свои дела?

– Нет, не добил, – сказал Агеев, вздохнув, и посмотрел вдаль, на утопавшие в зелени дома за дорогой. В одном из дворов калитка была растворена, и полнотелая женщина загоняла в нее гогочущее гусиное стадо со степенным гусаком впереди. В женщине он без труда признал Козлову.

– Слушай, вот не пойму, – сказал сын. – Какое тут у тебя дело? Расследование какое? Что у тебя тут приключилось тогда, в войну?

– Кое-что приключилось, – сказал Агеев.

– Помнится, ты что-то рассказывал. Мать говорила, будто тебя расстреливали. Это тут, что ли?

– Тут, – сказал он, взглянув в оживившиеся то ли от выпитого, то ли от любопытства глаза сына, и замер в ожидании новых вопросов, ответить на которые он был не готов. Сын, однако, ни о чем спрашивать не стал, сказал только:

– Я себе еще немножко плесну. Не возражаешь?

– Не возражаю...

Он и еще выпил немного, потом принялся закусывать, а Агеев налил из термоса остывшего уже чая, медленно помешивал ложечкой в кружке.

– Вот на этом обрыве, – почему-то дрогнувшим голосом сказал он, кивнув в сторону карьера.

– Как?

Кажется, это удивило сына, который, поперхнувшись, с куском хлеба в руке вскочил со стульчика и вытянул шею.

– В этой яме?

– В этой.

Сын побежал к обрыву, а Агеев остался сидеть над кружкой остывшего чая и на встревоженный голос сына тихо ответил:

– На том самом месте.

Минуту постояв над карьером, Аркадий энергичным шагом вернулся к ограде.

– Это ты копаешь?

– Я.

– Зачем?

– Ну, понимаешь, пытаюсь найти кое-какие следы. Кое-что реконструировать. Потому что не все понятно в этой истории с расстрелом.

– А что не понятно?

– Ну вот хотя бы – скольких тут расстреляли.