Август Стриндберг: Сказание о Сен-Готарде

Но Андреа подошел к самой красивой девушке, а самой красивой была дочь амтмана, и учтиво пригласил ее открыть вместе с ним танцевальный праздник.

Красавица Гертруд вся вспыхнула, потому что Андреа был ей по душе, но его приглашение она не приняла.

Тут Андреа помрачнел и, наклонясь, шепнул ей на ушко, ставшее от того пунцовым:

– Ты будешь моей, хоть бы мне пришлось дожидаться десять лет. Восемь часов я провел в пути, только чтобы повидать тебя, потому и опоздал, но в следующий раз я не опоздаю, даже если мне придется для этого пройти сквозь гору.

Праздник подошел к концу, а с ним и танцы. Теперь все стрелки сидели перед трактиром «У золотого коня», и Андреа сидел вместе с ними, но Руди, почтмейстеров сын, сидел на почетном месте, ибо он был лучшим стрелком, по правилам, разумеется; на деле-то лучшим был Андреа.

Руди решил поддразнить соперника.

– Эй, Андреа, – сказал он, – ты и впрямь меткий охотник, но тебе должно быть известно: попасть в горного козла куда проще, чем добыть его.

– Уж коли попал, то, верно, и добуду, – ответствовал Андреа.

– Ну, ну, полегче! Всем доводилось попасть в кольцо Барбароссы, а добыть его никому не удалось, – подначивал Руди.

– Что такое кольцо Барбароссы? – полюбопытствовал чужеземец, впервые оказавшийся в Гёшене.

– А вон, – отвечал Руди. – Можешь поглядеть! – Он указал на горный склон, где на крюке висело большое медное кольцо, и продолжал: – Император Фридрих Барбаросса ходил этой дорогой в Италию [1]; шесть раз прошел он здесь и был коронован в Милане и в Риме. Тем самым он стал римско-германским императором и повелел подвесить это кольцо на склоне горы с немецкой стороны в знак того, что он обручает Германию с Италией. Когда же это кольцо, как гласит предание, упадет с крюка, тогда будет расторгнут и брак, который оказался несчастливым.

– Вот я его и расторгну, – промолвил Андреа, – подобно тому как мои деды освободили мою бедную страну Тичино от тиранов из Швица, Ури и Унтервальдена.

– А сам ты не швейцарец, что ли? – гневно спросил амтман.

– Нет, я итальянец из швейцарского клятвенного союза.

После чего он зарядил свое ружье, вогнал в ствол пулю, прицелился и выстрелил.

Кольцо приподнялось и, снятое с крюка, упало вниз, кольцо Гогенштауфенов, кольцо Барбароссы.

– Да здравствует свободная Италия! – вскричал Андреа и подбросил в воздух шляпу.

Никто ему не ответил.

Андреа поднял кольцо, протянул его амтману и сказал:

– Спрячь это кольцо в память обо мне и о том дне, когда вы меня обидели.

Затем он подошел к Гертруд и поцеловал ей руку. Он поднялся на гору, исчез, показался снова, исчез в облаке, но немного спустя показался снова, уже гораздо выше. Вернее, не он, а его гигантская тень на фоне облака; он стоял, воздев кулак, и грозил немецкому поселению.

– Это сам нечистый! – воскликнул староста.

– Нет, это просто итальянец! – возразил почтмейстер.

– Так как час уже поздний, – сказал амтман, – я открою вам государственную тайну, потому что завтра о ней все равно напишут газеты.

– Слушайте, слушайте!

– Телеграф сообщил, что поскольку император Франции захвачен в плен под Седаном, итальянцы изгнали из Рима французские войска, и Виктор-Эммануил [2]уже приближается к своей столице.

– Новость преизрядная! Значит, теперь конец прогулкам немцев в Рим. Верно, Андреа уже прослышал об этом, то-то он так задирался.

– Думаю, он знал больше того.

А еще что? А еще что?

– Поживем – увидим. Поживем – увидим.

И они увидели.

В один прекрасный день они увидели чужих людей, те пришли и зачем-то начали разглядывать гору в бинокли; похоже было, что они смотрят на кольцо Барбароссы, во всяком случае бинокли они направляли именно туда. И еще они глядели на компас, словно без него не могли разобраться, где юг, а где север.

Затем был дан торжественный обед в «Золотом коне», и амтман присутствовал на нем. За десертом шла речь о миллионах и снова о миллионах.

Немного спустя им довелось увидеть, как разрушают «Золотого коня» и как переносят церковь, камень за камнем, чтобы отстроить ее чуть поодаль; они наблюдали, как уничтожают половину населения, как возводят казармы, как речушка меняет течение, как останавливает свой бег мельничное колесо, как закрывают фабрику и распродают скотину.

А потом наехало три тысячи чернявых рабочих, и все они говорили по-итальянски.

Отзвучали прекрасные песни о древней швейцарской земле и чистых радостях весны.