Август Стриндберг - Слово безумца в свою защиту

Прошло шесть месяцев, и История моего брака подходит к концу.

Эти месяцы мы прожили в Копенгагене, где я встретился с друзьями и со своими соотечественниками и с датчанами, но мне так и не удалось ничего узнать. Я вступил со многими в переписку, но и это не дало никаких результатов.

Самый верный из моих друзей ответил мне примерно следующее:

– Допустим, что твоя жена тебе изменила, но и ты виноват, потому что ты ревновал!

Есть ли хоть какой-то здравый смысл в подобном рассуждении?

Я заботился о продолжении своего рода, я следил за поведением женщины с дурным нравом, который мог бы ее привести на панель, я дорожил честью семьи, я не хотел оказаться в дураках, мне было отвратительно работать на чужих детей, я не мог смириться с тем, чтобы строить свое существование на песке, – и по всем этим причинам я виноват в том, что жена моя свершила прелюбодеяние!

Перед нарочитой глупостью можно только сдаться! И я сдаюсь.

Теперь, что касается ревности. Давайте разберемся! Поскольку она была актрисой, я разрешал ей бывать одной в обществе, и она возвращалась домой в три часа ночи, пьяная, но и тогда я ни разу ее не упрекнул, потому что не сомневался в ее верности, и у меня не было никаких подозрений. Но с того момента, как она начала злоупотреблять своими правами, я стал за ней следить, однако не опускался до шпионажа, и только когда появились такие факты, что нельзя было не бить тревогу, у меня возникла ревность или, иными словами, страх, что жена меня обманывает и что дети не мои.

Сами посудите, какое дурное впечатление может произвести такой, например, инцидент.

Как-то вечером в театре, когда Мария играла в моей пьесе, я вошел в ее гримировальную уборную, предварительно постучав в дверь.

На столе, накрытом для двоих, я увидел бутерброды и пиво.

Вскоре я услышал, как кто-то, стоя за дверью, сказал таким фамильярным тоном, что меня передернуло:

– Ты одна, крошка?

И вошел актер с развязным видом, намереваясь поужинать с моей женой.

Добавим к этому, что я не знаю случая, чтобы актриса принимала в своей уборной кого-нибудь, кроме мужа.

Дома я попросил ее объяснить мне эту сцену. В ответ она рассмеялась мне в лицо, словно сумасшедшему ревнивцу.

В другой раз я узнал, что в артистическом клубе, когда ушли все женщины, Мария осталась одна с мужчинами и пила с ними до утра. Я запретил ей напиваться с мужчинами, она мне ответила:

– Я артистка, и ты не можешь мне запретить посещать артистический клуб.

– Я вовсе не запрещаю тебе ходить в клуб, а лишь пить одной с мужчинами, тем более что пьяная женщина – ты сама это говорила – не отвечает за свои поступки, а значит, и за измену.

Вот вам та ревность, которая якобы толкнула ее на прелюбодеяние.

Еще в другой раз, войдя в ресторан, я увидел там Марию, которая сидела с двумя молодыми мужчинами и пила коньяк. Мать моих детей публично напивалась с двумя незнакомыми парнями! Однако я не устроил ей сцены. Поскольку она была пьяна, я всего лишь предложил ей пойти со мной домой. Но, вместо того чтобы внять моей просьбе, она отправилась на какой-то праздник артистов и пробыла там до утра, причем не попросила у меня денег, поскольку брала их, очевидно, ни слова не говоря. А я просил у нее каждый грош, даже чтобы купить табак, каждый грош моих кровных денег, так как она больше не зарабатывала.

Вот вам равенство, о котором мечтают женщины!

И подумать только, что не нашлось мужчины, состоящего со мной в родстве или не состоящего, который счел бы себя обязанным ввести меня в курс постыдной жизни этого чудовища.

Спасая мать, мы хотели спасти детей!

А на самом-то деле вы не спасли, а погубили троих детей, оставив их жить с порочной матерью, вместо того чтобы передать в руки отца, не потерявшего чувства ответственности.

Все оказались на стороне неверной жены в ее борьбе с верным мужем!

Вывод: кем бы ты ни был, мужчина, обманывай, злоупотребляй, завлекай, чтобы не быть обманутым, чтобы тобой не злоупотребляли, чтобы тебя не завлекали!

Начать бракоразводный процесс! Чтобы погубить всех и позволить свободно распространяться гнусным вымыслам безумной женщины, которая все себе разрешает, лжет всякий раз, как открывает рот, и так искажает все факты, что вина за ее ошибки всегда падает на невинного.

Начать этот процесс значит вступить в неравную борьбу, и я от этого отказываюсь.

Теперь, когда мой труд завершен, я ухожу, ухожу в седьмой раз в неизвестность, в пустоту, ибо мое существование зижделось на основании, которое ныне разрушилось, и если, господа судьи, я вскорости сойду с ума (а это более чем вероятно), не делайте из этого вывода, что я был безумен и раньше, не путайте следствий с причинами. А ты, читатель, считая, что вправе судить меня, хотя и не посвящен во все подробности дела, ищи доказательства измены, прежде чем назвать меня сумасшедшим, и если найдешь их, то будь достаточно честен, чтобы признать, что измена была причиной, а безумие, действительное или мнимое, лишь следствие, и только!