* * *
И внезапно умолк этот голос, и только тьма соединяла нас. Я ощущал его близость, — он был от меня на расстоянии ладони. И он почувствовал мое неудержимое желание сказать ему слово утешения.
Но он сделал движение — зажегся свет. Утомленный, старый, измученный, поднялся он с кресла. Медленными шагами приближался ко мне старик.
— Прощай, Роланд… Больше ни слова! Все между нами сказано! Хорошо, что ты пришел… И хорошо для нас обоих, что ты уходишь… Прощай… и позволь мне… поцеловать тебя на прощанье!
Магическая сила толкнула меня ему навстречу. В его глазах ясно светился яркий, обычно затуманенный огонь; он сверкал обжигающим светом. Он привлек меня, его губы жадно впились в мои губы, нервно, судорожно он прижал меня к себе.
На моих губах запечатлелся поцелуй, какого не дарила мне ни одна женщина, — жгучий и полный отчаяния, как предсмертный стон. Судорожный трепет его тела передался мне; я содрогался от неиспытанно-грозного, двойственного ощущения: отдаваясь ему всем существом, я в то же время был преисполнен протеста против столь близкого прикосновения мужского тела — тягостное смятение чувств, превратившее краткое мгновение в целую вечность.
Он выпустил меня из своих объятий — будто какая-то внешняя сила оторвала одно тело от другого, — с трудом отвернулся и бросился в кресло, спиной ко мне. Неподвижно он смотрел перед собой в пространство. Но постепенно голова его будто отяжелела; она склонялась все ниже и ниже и, наконец, как глыба, долго качавшаяся над пропастью, с глухим звуком, внезапно опустилась на письменный стол.
Чувство бесконечной жалости охватило меня. Невольно я приблизился к нему. Но вдруг выпрямилась сгорбленная спина и, отвернувшись от меня, из-за ограды сомкнутых рук он угрожающе простонал: «Уходи!.. Уходи!.. Не надо… не надо… ради Бога… пощади нас обоих… иди теперь… иди!»
Я понял. С трепетом я отступил. Как беглец, оставил я милую комнату.
Никогда больше я не встречал его. Никогда не получал от него ни письма, ни устной весточки. Его сочинение не появилось, имя его забыто; никто, кроме меня, его не помнит. И теперь вновь, как некогда еще неопытный мальчик, я чувствую: отец и мать до встречи с ним, жена и дети, после этой встречи, не возбуждали во мне столь глубокого чувства благодарности. Никого я не любил так, как любил его.
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881–1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций.
В первый том вошел цикл новелл под общим названием «Цепь».
Вы останетесь здесь(англ).
Идите быстрее (англ).
Дивный, девственный венок (нем.).
Так ли это? (англ.)
В самом деле? (англ.)
Конечно, да (англ.).
♦ Дорогой синьоре Анриетте (итал.).
Делайте ставку! (франц.)
Ветчину и яйца (англ.).
Довольно я для вас играл, теперь хочу и потанцевать (франц.).
Простите, господа, одну минуту! (франц.)
Tenente — поручик (франц.).
Славный воин; иронически — вообще военный (лат.).
Галлензе и Гундекеле — ближайшие пригороды Берлина.
Тиц — универсальный магазин в Берлине.
Унтер ден Линден — главная улица Берлина.
Фигуральное выражение, которое можно передать по-русски: плоть от плоти и кровь от крови своего времени. — Примеч. пер.
*♦ Средневековые повести о короле Артуре и рыцарях Круглого стола.
Чосер — английский поэт XIV века.
Елизаветинцы— писатели эпохи расцвета английской литературы в XVI веке, в царствование королевы Елизаветы (1558–1603); их имена приведены в тексте. Этот период завершился шекспировской драмой. — Примеч. пер.
Герои одноименной драмы Шекспира. — Примеч. пер.
Менада — в Древней Греции жрица бога вина и веселья Вакха. — Примеч. ред.
Гимназиумы — учреждения для гимнастических упражнений в Древней Греции; эфео — по-гречески «юноша». — Примем пер.
Парсифаль — герой средневековой легенды о святом Граале, послужившей темой для музыкальной мистерии Вагнера «Парсифаль». Парсифаль — «святой простец», освободивший из рук волшебника Клингзора «Копье Грааля», или «Копье Страстей» — копье, которым был поражен распятый Христос. Этим копьем Парсифаль исцелил хранителя Грааля Амфортаса, который был наказан отравленной раной за то, что, отдавшись греховной страсти, не сумел уберечь копье от Клингзора. — Примеч. пер.
Читать дальше