Стефан Цвейг - Цвейг С. Собрание сочинений. Том 2

О всем величии его подвига, о сменах ужаса и надежды свидетельствует книга 28 28 «Последнее путешествие капитана Скотта». ; с трепетным благоговением открываешь ее страницы, перелистываешь сначала небрежно, потом с возрастающим волнением; это — дневник, найденный на груди замерзшего. Он выкопан из белой могилы, принявшей его, запечатлен смертью, начертан той возвышенной жизнью, которую мы называем героической, с тех пор как не осмеливаемся признать в нашем существе присутствие божественного. Эти страницы сопровождаются большим количеством иллюстраций, и многие из них изображают то, чего не видел ни один смертный: Скотта и его товарищей у полюса и накануне их героической гибели. Бесцветная пластинка, однажды освещенная, запечатлела то, что было когда-то, и эти картины, немые свидетели великих мгновений, отражают чудеса, сотворенные нашей эпохой; они закрепили прошлое, оживили мертвое и воссоздали облик тех людей, которые свидетельствуют о необыкновенном в нашем мире не менее убедительно, чем новейшие изобретения и открытия. Ничто в наши дни не показало с большей убедительностью, чем эта неудачная экспедиция, что не по исходу нужно судить о достижениях воли, а по затраченной энергии. Деяние само по себе бесплодно, будучи единичным, но воля и напряжение бессмертны, так как они порождают подражание. Смерть капитана Скотта — это мученическая смерть за веру в человека, чудо человеческой воли; его кончина должна быть священна для мира. Из такой смерти произрастет тысяча жизней, и такое умирание не гибель, а прямая ее противоположность: бессмертие.

Ни один художник не бывает художником изо дня в день, все двадцать четыре часа в сутки; все истинное, непреходящее, что ему удается создать, он создает лишь в немногие и редкие минуты вдохновения. Так и история, в которой мы чтим величайшего поэта и творца всех времен, отнюдь не творит непрерывно. И в этой «таинственной мастерской Господа Бога», как назвал историю Гете, происходит очень много незначительного и заурядного. И здесь, как повсюду в искусстве и в жизни, великие и незабываемые мгновения редки. Чаще всего история с бесстрастием летописца отмечает факт за фактом, прибавляя по звену к гигантской цепи, которая тянется сквозь тысячелетия, ибо каждый шаг эпохи требует подготовки, каждое подлинное событие созревает исподволь. Из миллионов людей, составляющих народ, родится только один гений, из миллионов впустую протекших часов только один становится подлинно историческим — звездным часом человечества.

Зато, если в искусстве явится гений, он останется жить в веках; если пробьет звездный час, он предопределяет грядущие годы и столетия, и тогда — как на острие громоотвода скопляется все атмосферное электричество — кратчайший отрезок времени вмещает огромное множество событий. То, что обычно протекает размеренно, одновременно или последовательно, сжимается в это единственное мгновение, которое все устанавливает, все предрешает: од-но-единственное «да» или «нет», одно «слишком рано» или «слишком поздно» предопределяет судьбу сотен поколений, направляет жизнь отдельных людей, целого народа или даже всего человечества.

Такие драматически напряженные, такие знаменательные мгновения, когда поворот событий, от которых зависит не только настоящее, но и будущее, совершается в один день, в один час или даже в одну минуту, редки в жизни человека и редки в ходе истории. О некоторых, взятых из самых разных эпох и стран звездных часах — я назвал их так потому, что, подобно вечным звездам, они неизменно сияют в ночи забвения и тлена, — я попытался здесь напомнить. Нигде я не дерзнул при помощи собственных домыслов приглушить или усилить внутреннюю правду жизненных событий — скрытых или явных. Ибо в мгновения своего наивысшего мастерства история не нуждается в поправках. Там, где она творит, как вдохновенный поэт и драматург, ни один художник не смеет и мечтать превзойти ее.

ОПАСНОСТЬ НАДВИГАЕТСЯ

5 февраля 1451 года тайный гонец, посланный в Малую Азию, приносит старшему сыну султана Мурада, Мухаммеду, двадцати одного года, весть о том, что его отец скончался. Не обмолвившись ни словом своим советникам, своим министрам, хитрый и вместе с тем энергичный князь вскакивает на свою лучшую лошадь, нахлестывая великолепного чистокровного коня, мчится без передышки все сто двадцать миль до Босфора и сразу же переправляется на европейский берег, в Галлиполи. Только там открывает он самым верным своим приближенным, что отец его умер, и, желая сразу пресечь любые покушения на престол, немедленно составляет отборный отряд и ведет его на Адрианополь, где Мухаммеда беспрекословно признают повелителем Оттоманской империи. Первый же правительственный акт султана показывает, как страшна его беспощадная решимость. Чтобы заранее устранить всех возможных соперников одной с ним крови, он приказывает утопить в купальне своего несовершеннолетнего брата, а потом немедленно — что также свидетельствует о его коварной и жестокой предусмотрительности — отправляет на тот свет вслед за убитым и наемного убийцу.