Обезумевший лезгин коснулся ее губ, приник к ним, у него перехватило дыхание.
Девушка вздрогнула, вырвалась и оттолкнула его рукой. Она пришла в себя, очнулась. Движением разгневанной львицы она откинула с лица локоны. Глаза ее метали молнии.
Лезгин еще не совсем пришел в себя, но ярость девушки ужаснула его, и он стоял перед ней, виновато опустив голову, смущенный и покорный. Смелость вернулась к Элеоноре, она почувствовала себя жестоко оскорбленной и, разъяренная дерзким поступком лезгина, еще больше негодовала на собственную слабость. Лицо Элеоноры в это мгновение было похоже на разгневанное небо.
Долго стояли они молча друг против друга: нежное создание, подобное ангелу гнева, и отважный, храбрый мужчина, подобный покорной юной ветке, которую безжалостно клонит к земле сокрушительный ураган.
Элеонора глубоко вздохнула, схватилась рукой за грудь, за горло и вся напряглась, как барс, готовый прыгнуть на свою жертву. Потом, протянув руку, безмолвно указала лезгину на дверь.
Аслан-Гирей как бы вдруг надломился – неодолимая сила согнула его. Он умоляюще взглянул на Элеонору. Девушка стояла, чуждая жалости.
– Пощади! – тихо произнес лезгин.
– Ах! – с досадой воскликнула Элеонора. – Вон там дверь! – добавила она.
– Элеонора!
– Довольно! – прервала его девушка.
Аслан-Гирей не посмел продолжать. В напряженной тишине он делал мучительные усилия взглянуть на Элеонору, но не мог поднять глаз.
Она шагнула вперед и сказала:
– Уходи вон!
Аслан-Гирей вздрогнул. Подчиняясь неумолимой силе, он тихо повернулся к двери, пошел медленными шагами, а потом почти побежал. Однако у самого порога он еще раз остановился, повернулся к Элеоноре и упал на колени.
– Элеонора! – он протянул к ней руки, – не будь безжалостной, пощади! Чем я провинился перед тобой?
– Ты оскорбил честь девушки!
– Только из-за любви к тебе!
– Хотел воспользоваться слабостью девушки!
– Элеонора, люблю тебя! – со всей силой страсти воскликнул лезгин.
– Тем хуже для тебя! – с беспощадной суровостью ответила девушка. – Тебя не полюблю никогда!
Аслан-Гирей вскочил, как ужаленный; шатаясь, приблизился к девушке.
– Тогда… Кого же ты полюбишь? – он был бледен и весь дрожал.
– Первого встречного, – только не тебя!
– Я убью, задушу его!
– Посмотрим! – надменно улыбнулась девушка. – Довольно!.. Оставь меня!
– Хорошо, Элеонора! Ты пожелала предать меня пытке, и я покорно выполню твой приказ. Но знай, – никто тебя так не полюбит, как я!
– Ха-ха-ха! – раздался в ответ злой смех. – Мне и не надо ничьей любви… Зато я сама буду любить и одарю того, кого полюблю сама, радостью и райским блаженством!
– А я?
– Ты?… Тебя я обреку на муки адские, слышишь? На адские муки… Я иссушу, изведу, погублю тебя, и твои страдания пробудят во мне только смех.
– Довольно! Я ухожу, но знай, что все равно ты будешь моей… Первое же сердце, озаренное твоей улыбкой, почувствует, как остер мой кинжал… Каждого, для кого хоть однажды засверкают твои глаза, будет вскорости оплакивать мир; каждого, кому ты пообещаешь свои объятья, примет в объятья холод могилы… Запомни, Элеонора!.. Это говорит тебе Аслан-Гирей, а он привык выполнять свои обещания!.. Прощай!
С этими словами открыл он дверь, и ночной мрак поглотил его.
Девушка долго еще стояла в суровом оцепенения. Потом она глубоко вздохнула, провела рукой по лбу.
– Так, значит, ты пугаешь меня?… – произнесла она. – Угрожаешь?… Посмотрим!
На другое утро, когда все встали и хозяин дома распорядился устроить для гостей роскошное пиршество, ему доложили, что гости уехали на рассвете.
Изумленный этим известием, Вахтанг Хелтубнели не знал, чему приписать такой неожиданный поступок Аслан-Гирея. Элеонора, утомленная событиями прошлой ночи, наконец задремала, однако впечатления от этих событий, по-видимому, все еще продолжали волновать ей душу. На нежном лице ее блуждала надменная улыбка, брови сурово сдвигались. Губы ее шевелились, она с кем-то разговаривала во сне.
– Угрожаешь?… Посмотрим, кто победит! – напоследок прошептала она, и глубокий сон овладел ею.
Прошло немало времени. Об Аслан-Гирее ничего не было слышно. В доме Хелтубнели все позабыли об его неожиданном приезде и таинственном отъезде. Даже сама Элеонора, казалось, не помнила о нем и продолжала по-прежнему потешаться над своими поклонниками.
Девушка упорно таилась от всех, никто не замечал в ней никакой перемены. Однако вскоре она стала бледнеть, и обычная беспечность сменилась каким-то непонятным беспокойством.
Читать дальше