Надежда Тэффи - НОСТАЛЬГИЯ

Говорят, океан несет утопленников к берегам Южной Америки. Там самое глубокое в мире место и там на двух-трехверстной глубине стоят трупы целыми толпами. Соленая, крепкая вода хорошо их сохраняет, и долгие-долгие годы колышатся ма­тросы, рыбаки, солдаты, враги, друзья, деды и вну­ки — целая армия. Не принимает, не претворяет чу­жая стихия детей земли…

Гляжу, закрыв глаза, в зеленую прозрачную воду глубоко подо мной. Плывет веселая стая мелких ры­бок. Плывет косяком. Ведет весь косяк, очевидно, какой-нибудь рыбий мудрец и пророк. Как трепетно, покорно вся стайка мгновенно повинуется малейше­му его движению. Он вправо — все вправо. Он на­зад—все назад. А ведь стайка большая. Начни счи­тать — штук шестьдесят. Кружатся, сигают в сто­роны, поворачивают… Ой, рыбы, рыбы, а не дурак ли он, этот ваш передовой пророк и философ?..

* * *

Скоро придем в Новороссийск.

Но никого это не радует. Скорее тревожит.

Те, у кого там родные, тоже не радуются. Не­известно, застанут ли их, и неизвестно, что за это время с ними произошло.

На «Шилке» кое-как наладили радиостанцию. Но сговориться пока что она ни с кем не смогла. Так. и плыли мы в неизвестность, злую ли, добрую ли — и того не знали.

Скучные стали дни, долгие… г

К мысу радости, к скалам печали ли,

К островам ли сиреневых птиц —

Все равно — где бы мы ни причалили,

Не поднять мне тяжелых ресниц…

Мимо стеклышка иллюминатора

Проплывут золотые сады,

Пальмы тропиков, солнце экватора,

Голубые полярные льды…

Все равно…

Как странно было мне услышать эти оборванные строчки через несколько лет с эстрады Саль-Гаво, принаряженные, переложенные на музыку…

Словно я закупорила их в засмоленную бутылку, бросила в море — и вот понесли волны эту бутылку, прибили к далеким счастливым берегам, и там ее подобрали, раскупорили, созвали народ и прочли SOS всем, всем, всем…

Все равно — где бы мы ни причалили. Не поднять мне тяжелых ресниц…

22

Рано утром разбудил меня рев сирены.

«Что-то там, наверху, делается?..»

Поднялась на палубу — картина совершенно не­ожиданная и невиданная: серый жемчужный туман, густой, недвижный, охватил меня сразу, отделил от мира. Сделала несколько шагов и уже не могла най­ти лестницу, по которой поднялась. Протянула руки и не видела собственных пальцев.

А сирена ревела тревожно, и весь пароход дро­жал мелкой дрожью.

«Стоим ли мы на месте или идем?»

Какие-то голоса, неясные, точно их окутал ту­ман, раздавались недалеко от меня. Но в общем ка­кая-то необычайная тихость, сон, облачное сновиде­ние.

Я не знала — одна я на палубе или около меня люди. Может быть, все пассажиры собрались здесь, где-нибудь за этой ревущей трубой, а я думаю, что я одна.

Я сделала несколько шагов и наткнулась на ка­кую-то ограду. Вытянула руки, ощупала — борт. Я стою у борта, а там, за ним,—жемчужная без­дна,

И вдруг прямо перед моим лицом заколыхался ту­ман, поплыл быстро, как театральная декоративная кисея, раздернулся в разные стороны, и —странный сон — ярко-красные фески, близко-близко от меня, я бы могла достать их рукой — черные рожи, глаза, как крутое яйцо с желтым припеком, яростной улыб­кой оскаленные зубы. Я даже отшатнулась. Для них этот разорвавшийся туман, видно, тоже был чудом. Они кинулись к борту, замахали руками, загалдели что-то вроде:

«Гюзель Каре! Каре гюзель!..»

Еще и еще красные фески, белки, руки, зубы…

И вдруг это маленькое «окошко в Африку» помут­нело, потускнело и мгновенно задернулось наплыв­шим туманом.

— Ч-черт! — раздался голос около меня.—Едва

не наскочили…

Ревела сирена, и дрожал пароход тихой, мелкой дрожью.

* * *

Подходим к Севастополю. Подходим робко.

Встретили лодку, помахали ей тряпкой, побеседо­вали, расспросили и не поверили. Встретили другую. Опять побеседовали. Наконец — делать нечего, все равно надо было брать уголь — вошли в гавань.

В городе оказалось тихо. Город был в руках белых.

Половина наших пассажиров выгрузилась.

Остальные пошли бродить по улицам. Передава­ли друг другу волнующие вести:

— Нашли сапожный магазин, и в нем четыре

пары замшевых туфель. Три огромные, а одна со­

всем крошечная.

Дамы побежали примерять. Я, конечно, тоже. Действительно, три пары гигантских, одна кро­шечная.

— Где вы такие ноги видали? — спрашиваю

у сапожника.

— Зато посмотрите, какой товар хороший! И фа­

сончик—прямо ножка смеется!

— Да ведь эти огромные, а те не влезут. Как же