Федор Решетников - ГДЕ ЛУЧШЕ?

- Сидору Данилычу! - сказал молодой высокий рабочий, снимая шапку.

Сидор Данилыч поглядел на сказавшего, оглядел вошедших и стал считать на счетах.

- Аль спесив стал! Не узнал Егора Шилова?

- Проходите, молодцы, проходите!

Мальчик повел пришедших в другую комнату с двумя окнами, в которой также стояла железная печь с трубой, проходящей в третью комнату с одним, не очень светлым, окном. Комната эта была оклеена старенькими палевыми обоями, и в ней стояло четыре стола. За одним из них сидело четверо мастеровых - двое в тиковых засаленных халатах, двое в пальто, с передниками, зачерненными донельзя; у всех были лица черные, руки тоже черные.

Рабочие уселись за два стола. Лоцман потребовал Полуштоф. Пелагея Прохоровна стала было отговаривать брата от участия в водкопитии и уговаривала пить чай, но товарищи Панфила сказали, что здесь, в харчевне, чаю нет, потому что здесь черная половина.

- Это ты откуда, братец, взял, что здесь черная половина? - спросил один мастеровой, вставая и набивая свою трубку табаком.

- Коли не черная! чаю не подают, - в трактир посылают.

- А знаешь ли ты, что такое черная половина?

- Ты не приставай, - обиделся молодой высокий рабочий!

Появилась водка, стаканы; лоцман налил стаканы, налил и Пелагее Прохоровне. Та стала отказываться.

- Ну, полно! здесь мы с тебя деньги не возьмем: мы по-дружески. Пей.

- И эта барышня тоже с вами на судах работала? - спросил опять мастеровой с трубкой.

- Нешто нельзя бабе на судах робить?

- Самое последнее дело, я тебе скажу, если баба чем иным прокормиться не в состоянии.

- Это верно, - подтвердили товарищи мастерового.

Наши рабочие не возражали. Мастеровые отстали; они разговаривали между собой о своих фабричных мастерах, десятских, о заработке; рабочие, с своей стороны, рассказывали впечатления по сплаву каменья - и между разговором скоро распили полуштоф, закусывая редькой и ржаными сухариками.

- Похлебать бы чего, робята? - предложил лоцман.

Оказалось, в харчевне есть щи. Принесли на стол две небольшие деревянные чашки, две деревянные тарелки, на которых на каждой было мясо фунтов по пяти и ложки: хлеба для щей от харчевни не полагалось.

Один из рабочих сходил за хлебом и принес с собой фунта три ситного и полфунта тешки, что вызвало смех его товарищей.

Однако щи оказались - одна вода, без круп и капусты, и холодные до того, что в них плавало сало; чистого мяса было не больше двух фунтов, да и то жесткое, остальное - всё кости.

- Ну уж и еда! угостил Егорка Шилов! - говорил лоцман.

- И на этом говори спасибо. Аль лучше едал?

- Пойдемте в трактир.

- Ну, нет… Все равно ись надо, потому после нас ись не станут… Эй, мальчонко, вали полштоф! - говорил Шилов.

Рабочие стали одобрять Шилова и бранить харчевню.

- Што ни говорите, а супротив здешней харчевни едва ли где другая устоит. Уж я где-где не был. И по московской машине езжал из Тосны, и из Царскова, и из Красного по петергофской, - везде в тех краях харчевни хуже здешней. Пра! Здесь ящо благодать!

- А ты што же в Царском-то делал? - спросил мастеровой Шилова.

- Там за Ижорой камень ломал.

- Выгодно?

- Я зимой робил; ну, так за сажень платили по цалковому на своих харчах.

- Мало. Чать, сажени-то в день не наломаешь?

- Каков камень… Иной такой твердой, што порохом надо брать, на такое уж место попадешь. Ну, тогда, конешно, берешь и посутошно - цалковый и с укладкой вместе. А ежели теперь камень ломкой - знай только подковыривай ломом. Тогда и полторы сажени наломаешь. Вот кабы лошадь своя была, возить бы стал к речке на пристань - тоже по цалковому за сутки платят.

Двое рабочих закурили трубки, от них попросили закурить и мастеровые.

- Ну, а теперь как же вы? - спросил мастеровой, раскуривая трубку у судорабочего.

- Да кои по домам, кои здесь остаются.

- Ну, теперь по вашему-то занятию вряд ли будет работа. Ваша работа што наша: мы вашу не умеем, вы нашу.

- И што это за работа! Вот наша работа, так работа, - сказал с гордостью другой мастеровой.

- Кто спорит - вы кузнецы, по облику видно.

- То-то и есть.

- Што вы хвалитесь-то! - вскричал Панфил Прохорыч. - Вы думаете, што только вы и есть люди, а мы и не люди!

Мастеровые захохотали.

- Чево смеетесь? Вы думаете, и мы не умеем полосы лить, али в горнах огонь раздувать, али по ремню наждаком сталь шлифовать? - проговорил с азартом Панфил Прохорыч и закраснелся.

- Э-э! Ты, брат, верно, слыхал что-нибудь от людей.

- Не слыхал, а сам робил в заводе.