Ба Цзинь: Дождь

С трудом дождался я вечера, когда пришел Юй. За те два дня, что мы не видались, у него прибавилась прядь седых волос.

– Какие новости? – спросил я, замирая от страха.

– Боюсь, что все кончено, – с болью в голосе ответил он и устало прилег на кровать.

Я ждал такого ответа и не стал больше спрашивать, лишь ходил по комнате и курил.

– Хуан! – позвал меня Юй, поднявшись с кровати. – Надежды, видимо, нет, – сказал он. – Они отрицают, что Хуа была у них; говорят, будто о такой не слыхали. Значит, ее нет в живых. Ты был прав.

Полные отчаяния, воспаленные глаза друга были устремлены на меня. Казалось, он сейчас разрыдается. Но он сдержал слезы, только лицо его исказилось от боли.

Юй подтвердил предположение, высказанное мной в тот вечер, но сейчас мне стало страшно.

– А что будет с матерью Хуа? – спросил я.

– Вернется домой, – ответил Юй упавшим голосом.

– Домой? Не дождавшись дочери?

– Как раз об этом я и хотел с тобой поговорить. – Он подошел к столу и сел. – Я обо всем ей рассказал, не мог больше выдержать. Вчера вечером вернулся поздно, в ее комнате было темно, и я подумал, что она спит. Но не успел войти к себе, как она окликнула меня и робко вошла. Волосы ее были растрепаны, она едва держалась на ногах от усталости. Сказала, что вот уж несколько ночей не спит, чувствует, что с дочерью случилась беда. Умоляла сказать правду. О многом она сама догадалась. Я пытался скрыть от нее правду, тогда она заплакала. Ты же знаешь, Хуан, я вырос у нее на руках, она вынянчила меня.

Она терзалась и умоляла лишь об одном – сказать ей все, как есть. Мог ли я не внять ее мольбам? Помню, Хуа приехала поступать в институт, и тетя наказала мне хорошенько заботиться о дочери, не давать ер в обиду и всегда горячо меня благодарила, когда я приезжал домой. А теперь… Подумай, Хуан, мог ли я спокойно лгать ей? Я забыл, что мои слова могут ее убить. И рассказал всю правду…

Юй был убит горем и совершенно но владел собой.

Я глубоко ему сочувствовал и, чувствуя, как снова начинает жечь в груди, взглядом спросил: «Ну, а потом?»

– Она не сделала ничего безрассудного, – продолжал Юй после некоторого молчания, – даже не закричала; лишь дрожала всем телом, и казалось, сейчас упадет. Ее глаза, полные слез, смотрели на меня с укором и сожалением; она сказала: «Я давно этого ждала, давно… хотя все двадцать лет надеялась, что этого не случится. Кто знал, что все кончится так же, как тогда!» Она опустилась на стул, стоявший в углу, и застонала. В ее стоне мне почудились и смех и рыдания… «Уж не помутился ли у пее рассудок», – подумал я, не зная, что предпринять. Я подошел к ней, но лицо ее выражало лишь страдание, на нем не было и следов помешательства, по щекам текли слезы. Не успел я и слова вымолвить, как она с горечью сказала: «Не надо меня утешать. Я все понимаю и давно готова к этому. Характером Хуа очень похожа на своего отца, и я все время опасалась, что ее ожидает га же участь. Я назвала ее Жо-хуа, [1]не читала ей книг, хотела учить ее лишь вышиванию и мечтала, что она вырастет, найдет себе мужа и мирно и счастливо проживет жизнь. Тогда не пропало бы зря ее воспитание, которое так тяжело мне далось. Но я слишком сильно любила ее – ее нельзя было не любить. Она так просила отпустить ее учиться, что отказать я не могла. Я разрешала ей все, чего бы она ни захотела. Это не удивительно – я слишком слабовольна. Не отпусти я ее учиться, возможно, этого бы не случилось. Ты не знаешь, что было с твоим дядей, ее отцом… Я скрывала это даже от Жо-хуа. Мой муж умер в тюрьме, не пробыв там и двух месяцев – не выдержал истязаний. Это было в последнем году правления «Сюаньтун»; [2]я как раз готовилась стать матерью. На свиданиях в тюрьме он рассказал мне, ради чего пошел на это. За себя он не боялся, лишь за меня и за будущего ребенка. Он верил, что родится мальчик, и хотел, чтобы я воспитала его продолжателем дела отца. Я спросила: «А если родится девочка?» Он ответил разочарованно: «Тогда выдай ее по своему усмотрению замуж».

Через два месяца после его гибели на свет появилась Жо-хуа. Я была счастлива, что родилась девочка, и думала, что, по крайней мере, смогу уберечь ее…Кто мог предполагать, что и дочь пойдет по стопам отца!»

Она замолчала; глаза ее смежились, голова, откинутая на спинку стула, слегка покачивалась. Только теперь мне стало ясно, что она разбирается во всем лучше меня. Ее рассказ меня взволновал, но вместе с тем отнял у меня последнюю крупицу надежды. Я неожиданно осознал: то, что случилось с Хуа, вполне закономерно, этого нельзя было избежать. Подобный вывод прозвучал словно смертный приговор мне самому.