Е Шэн-Тао - Ночь

– Не плачь, мама сейчас придет, – твердила она, но уговоры не помогали. Да-нань плакал все громче. Его полные слез глаза были устремлены на дверь – он так хотел увидеть свою маму. Женщина принялась ходить с ребенком по комнате, повторяя знакомые ласковые немудреные слова, которыми обычно утешают детей. Походка ее стала тяжелой, движения – усталыми, за последние дни она постарела.

Ребенок все плакал, и ей казалось, что вещи в комнате дрожат и слегка колышутся, а пламя лампы все увеличивается. О, ужас! Снова пятна крови! Женщина смежила усталые, измученные глаза и долго стояла так, боясь открыть их. От плача ребенка, терзавшего ее слух, кровь стыла в жилах, словно от гулкого крика в ущелье.

Внезапно раздался стук в дверь. Громко залаяла лежавшая у порога рыжая собака. Женщина вздрогнула, до нее донесся родной голос: вернулся брат, – и она торопливо пошла открывать. С улицы вошел человек. Он сразу же затворил дверь, будто остерегаясь, что кто-нибудь может войти вслед за ним.

– Ну как? – тихо и взволнованно спросила женщина. Ей не терпелось услышать все, что он узнал, она готова была проникнуть ему в самую душу.

Э вошел в комнату, огляделся, тяжело сел и перевел дух. Это был человек лет сорока, судя по одежде – торговец. У него были узкие глаза и небольшой нос; морщины, мелкой сеткой окружавшие глаза, придавали лицу смеющееся выражение. На лбу у него выступил холодный пот. Э взглянул на всхлипывающего ребенка и вспомнил про сладкие корешки. Пошарив в кармане, он вытащил их и протянул мальчику:

– На, покушай сладенького!

Да-нань ослаб и устал, однако лакомство соблазнило его, и он потянулся ручонками к корешкам, продолжая тихонько плакать. Женщина снова села к столу.

– Я видел их. – Э машинально погладил виски и как-то сразу обмяк, будто силы внезапно покинули его.

– Видел? – Женщина широко раскрыла глаза, сердце переполнилось жгучим страданием. Нет, это было больше, чем страдание!

– Да! Только что!

Женщина чуть не оттолкнула брата, чтобы побежать и увидеть все собственными глазами, но страх ее остановил, только тяжелый вздох вырвался из ее груди.

– Сестра, ты говорила, в мире нет сердобольных людей. А я как раз сегодня встретил такого. – Он многозначительно поднял большой палец.

– Это тот, которого ты искал?

– Да. И нашел его в одной харчевне. Поговорил с ним по душам, рассказал все о них обоих. «Они свое получили, – сказал я. – Боюсь, их уже и в живых нет». Я умолял его только об одной милости: показать мне, где они лежат.

Э нахмурил брови, отчего резче обозначились морщины. Он почесал затылок: говорить ему было нелегко, однако, подумав, он продолжал:

– Он выслушал меня, но велел ему не досаждать. Нынче, мол, со многими покончили; и с мужчинами, и с женщинами, и с теми, кто в длинных халатах ходит и кто в коротких куртках. Мыслимо ли всех упомнить?! Да и не разрешается опознавать покойников. Но не мог же я уйти ни с чем, раз уж нашел его! Я снова стал просить: говорил, что супруги достойны сочувствия, что дома осталась бабушка с маленьким ребенком. Целыми днями он плачет у нее на руках и зовет маму… Я просил пожалеть старуху и дитя… Разумеется, я сказал все, что мог, осталось только поклониться ему в ноги.

Женщина слушала, печально глядя на ребенка, лежавшего у нее на коленях. Ребенок почти засыпал. Корешки лежали у нее на рукаве.

– Мои слова тронули его душу. Нужно уметь поговорить с человеком, и своего добьешься, – хвастливо продолжал Э, и его морщинистое лицо на мгновение расплылось в улыбке, но он тут же прогнал ее. – Он заговорил со мной совсем по-другому, не как чиновник. Даже вздохнул. «Такое горе с детьми! У кого не дрогнет родительское сердце?! Ты меня разжалобил. Ладпо, покажу тебе, где их гробы. Только почему такие хорошие люди не могли жить спокойно? Зачем им было ввязываться в опасное дело?» Я сказал ему, что и мне это не совсем понятно; мы, торговцы, не понимаем ученых людей. Возможно…

Старая женщина тяжело вздохнула, сердце ее сжалось. Она, как и брат, не понимала дочери и зятя, но знала наверняка: у них нет ничего общего с каторжниками, у которых лица убийц и черная душа. Нет, ее дети не такие. Но почему с ними расправились как с преступниками? Вот уже сколько дней этот вопрос не давал ей покоя, и нет человека, который бы ответил на него.

– Он велел мне ждать его в шесть часов вечера, за поворотом дороги. Я без конца благодарил его – тут уж не приходится лениться. Я пришел туда пораньше и стал ждать. Ровно в шесть он явился в обычном платье. Он повел меня к пустырю. По дороге мы снова говорили.