Симона де Бовуар - Прелестные картинки

Он роется в пластинках У него нет стереорадиолы «Хай-Фай», зато множество пластинок, подобранных с любовью.

— Сейчас услышишь восхитительную вещь: новую запись «Увенчания Поппен».

Лоранс пытается сосредоточиться. Женщина прощается с родиной, с друзьями. Это красиво. Она глядит с завистью на отца: какое внутреннее богатство! Она искала этого в Жан-Шарле, в Люсьене, но обладает этим он один: на его лице отблеск вечности. Черпать силы в самом себе; быть очагом, излучающим тепло. Я позволяю себе роскошь угрызаться, упрекать себя в том, что недостаточно к нему внимательна, но нуждается не он во мне, а я в нем. Она смотрит на него, ищет, в чем его секрет, поймет ли она это когда-нибудь. Она не слушает. Музыка уже давно не доходит до нее. Патетика Монтеверди, трагизм Бетховена намекают на страдания, каких ей не дано было испытать; полновластные и усмиренные, пламенные. Ей знакомы горькие надломы, раздражение, отчаяние, растерянность, пустота, скука, главное — скука. Скуку нельзя петь…

— Да, это великолепно, — говорит она с жаром. («Говорите, что думаете», — учила мадемуазель Уше. Даже с отцом это невозможно. Говоришь то, чего люди от тебя ждут.)

— Я знал, что тебе понравится. Я ставлю продолжение?

— Не сегодня. Я хотела с тобой посоветоваться. По поводу Катрин.

Тотчас он весь внимание, чуткий, не знающий готовых ответов. Когда она умолкает, он задумывается:

— У вас с Жан-Шарлем все в порядке?

Проницательный вопрос. Может, она и не плакала бы так над убитыми еврейскими детьми, если б в доме не стояло тяжкое молчание.

— В полнейшем.

— Уж очень быстро ты отвечаешь.

— Нет, правда все хорошо. Я не так энергична, как он; но как раз для детей полезно, что мы друг друга уравновешиваем. Если только я не слишком рассеянна.

— Из-за работы?

— Нет, мне кажется, я вообще рассеянна. Но не с девочками, с ними, пожалуй, нет.

Отец молчит. Она спрашивает:

— Что я могу ответить Катрин?

— Отвечать нечего. Раз уж возник вопрос, отвечать нечего.

— Но я должна ответить. Зачем мы существуем? Ну, ладно, это, допустим, абстракция, метафизика; этот вопрос меня не очень тревожит. Но несчастье — несчастье для ребенка нестерпимо.

— Даже в несчастье можно обрести радость. Но, признаюсь, убедить в этом десятилетнюю девочку не так-то просто.

— Как же быть?

— А так — я попробую с ней поговорить, понять, что ее волнует. Потом скажу тебе.

Лоранс подымается:

— Надо идти, пора.

Может, папе это удастся лучше, чем Жан-Шарлю и мне, думает Лоранс. Он умеет говорить с детьми, он со всеми находит нужный тон. И подарки он придумывает прелестные. Войдя в квартиру, он вытаскивает из кармана картонный цилиндр, опоясанный блестящими полосками, точно гигантский леденец. Луиза, Лоранс по очереди приникают к нему глазом: колдовство красок и форм, складывающихся, распадающихся, мелькающих, множащихся в убегающей симметрии восьмиугольника. Калейдоскоп, в котором ничего нет; материалом ему служит мир — далии, ковер, занавески, книги. Жан-Шарль тоже смотрит.

— Это могут отлично использовать художники по тканям, по обоям, — говорит он. — Десять идей в минуту.

Лоранс подает суп, отец съедает его молча. («Вы не едите, вы питаетесь», — сказал он ей однажды; она, как и Жан-Шарль, совершенно равнодушна к радостям гастрономии.) Он рассказывает детям смешные истории и, не подавая виду, выспрашивает их. Вот Луна, забавно было бы прогуляться там, а им не страшно было бы отправиться на Луну? Нет, ни капельки, когда люди полетят туда, все будет проверено и так же безопасно, как путешествие на самолете. Человек в космосе ничуть не ошеломил их: на экране телевизора он показался им скорее неуклюжим; они уже читали об этом в комиксах, и как на Луну высаживаются тоже, их даже удивляет, что человек до сих пор не прилунился, им бы очень хотелось повидать этих людей, сверхчеловеков или недочеловеков — жителей других планет, о которых им рассказывал отец. Они описывают их, перебивая друг друга, возбужденные звуками собственных голосов, присутствием дедушки и относительной роскошью обеда. А в лицее изучают астрономию? Нет. «Но в школе весело», — говорит Луиза. Катрин рассказывает о своей подруге Брижитт, которая на год старше и такая умная, о своей преподавательнице французского, которая немного глуповата. «Почему ты так думаешь?» — «Она говорит глупости». Больше из Катрин ничего не вытянешь. Уписывая ананасное мороженое, они умоляют дедушку взять их в воскресенье на прогулку, в машине, как он обещал. Показать им замки Луары, те самые, о которых рассказывается в истории Франции…