Ги Мопассан: Комната №11

Кроме того, он выпил кофе с рюмочкой ликера, вернее, с тремя рюмочками. Почувствовав в теле некоторую тяжесть, он попросил отвести ему комнату, чтобы соснуть часик или два. Ни одного свободного номера не было, и хозяин, посоветовавшись с женой, решил пустить его в комнату мадмуазель Клариссы.

Турист вошел в нее и, так как он все не выходил оттуда, хозяин около пяти часов решил разбудить гостя.

Вот так история! Турист оказался мертвым!

Дядюшка Труво спустился вниз к жене:

— Знаешь, этот тип, которого я поместил в комнате номер одиннадцать, кажется, помер.

Она всплеснула руками:

— Да что ты! Господи боже! Неужели холера?

Дядюшка Труво покачал головой:

— Я думаю, скорее мозговая зараза , — он почернел, как осадок вина.

Но хозяйка растерянно повторяла:

— Только никому не говори, никому не говори, а то подумают — холера. Пойди заяви в полицию, да не болтай. Пусть его унесут ночью, чтобы никто не видел. А там — видом не видали, слыхом не слыхали, и след заметен.

Муж пробормотал:

— Мамзель Кларисса была вчера, значит, нынче вечером комната свободна.

И он отправился за врачом, который констатировал смерть от кровоизлияния в мозг после слишком обильного завтрака. Затем уговорились с полицейским комиссаром, что тело вынесут около полуночи, — таким образом, обитатели гостиницы ничего не заподозрят.

Едва пробило девять, как г-жа Амандон неслышно взбежала по лестнице «Золотого коня», и на этот раз ее никто не заметил. Дойдя до своей комнаты, она отперла дверь, вошла. На камине горела свеча. Г-жа Амандон повернулась к кровати. Майор уже лежал в постели, но он задернул полог.

Она проговорила:

— Одну минутку, мой любимый, я сейчас иду.

И она разделась с лихорадочным нетерпением, швырнув ботинки на пол, а корсет на кресло. Затем, когда черное платье и юбки, упав, легли кольцом вокруг ее ног, она выпрямилась в своей красной шелковой рубашке, похожая на только что распустившийся цветок.

Так как майор не проронил ни слова, она спросила:

— Ты спишь, толстяк?

Он молчал, и она, засмеявшись, пробормотала:

— Скажите, пожалуйста! Спит. Вот чудак!

Не снимая черных шелковых ажурных чулок, г-жа Амандон подбежала к постели, живо скользнула в нее и, желая сразу разбудить любовника, жадно обвила руками и жадно поцеловала ледяной труп путешественника.

Один миг она лежала неподвижно, ничего не понимая от страха. Но холод этой безжизненной плоти пробудил в ее теле чудовищный и слепой ужас раньше, чем она была в состоянии что-либо сообразить.

Одним прыжком она выскочила из постели, содрогаясь с головы до ног, бросилась к камину, схватила свечу, вернулась и взглянула! И увидела страшное, не знакомое ей лицо, почерневшее и опухшее; глаза были закрыты, а челюсти сведены отвратительной гримасой.

Она испустила вопль, пронзительный, несмолкающий крик, как кричат женщины, обезумев от ужаса, уронила подсвечник, распахнула дверь и побежала полунагая по коридору, оглашая его страшным воем.

Из комнаты № 4 выскочил коммивояжер в носках и заключил ее в свои объятия.

Он спросил растерянно:

— Что случилось, моя прелесть?

Она забормотала в отчаянии:

— Там... там... там... убили кого-то... в моей... в моей комнате...

Появились и другие постояльцы. Прибежал сам хозяин.

И вдруг в конце коридора показалась статная фигура майора.

Увидев его, она кинулась к нему с криком.

— Спасите, спасите меня, Гонтран... Кого-то убили в нашей комнате.

Распутать все это было трудно. Однако дядюшка Труво рассказал всю правду и попросил, чтобы мадмуазель Клариссу немедленно отпустили, ибо он отвечает за нее головой. Но коммивояжер в носках, осмотрев труп, заявил, что здесь совершено преступление, и уговорил других путешественников не соглашаться на то, чтобы мадмуазель Клариссе и ее любовнику позволили уйти.

Им пришлось дождаться прихода полицейского комиссара, он вернул им свободу, но тайны не сохранил.

В следующем же месяце председателя суда г-на Амандона перевели с повышением в другой город.

Напечатано в «Жиль Блас» 9 декабря 1884 года.