Я занял свое супружеское место. Она не произнесла ни слова. Она только поглядывала на меня с улыбкой на губах и явно желала поиздеваться надо мною. Эта ирония в такую минуту меня окончательно смутила и, признаюсь, парализовала.
Когда Габриель заметила мое... затруднительное положение, она ничего не предприняла для того, чтобы меня ободрить, наоборот. Она спросила меня с равнодушной ужимочкой:
— Вы каждый день так остроумны?
Я не мог удержаться и ответил ей:
— Послушайте, вы невыносимы.
Тогда она снова начала смеяться, и притом совершенно неумеренным, неприличным, выводящим из терпения смехом.
Надо сказать правду, я играл довольно жалкую роль и, должно быть, имел очень глупый вид.
Время от времени, между двумя припадками безумного смеха, она, захлебываясь, говорила:
— Ну же... смелее... проявите хоть немного энергии... мой бедный... бедный друг!
И она снова заливалась хохотом, неудержимым хохотом, даже взвизгивала.
Наконец я до того изнервничался и до того разозлился на себя и на нее, что мне стало ясно одно: я ее побью, если не поспешу удалиться.
Я соскочил с постели и яростно, торопливо оделся, не говоря ни слова.
Она вдруг притихла и, поняв, что я рассержен, спросила:
— Что вы делаете? Куда вы?
Я не ответил. И вышел на улицу. Мне хотелось убить кого-нибудь, отомстить, выкинуть какое-нибудь безумство. Я большими шагами пошел прямо вперед, и вдруг меня осенила мысль зайти к проституткам.
Как знать? Может быть, это послужит испытанием, проверкой, а может быть, тренировкой? Во всяком случае, это будет местью! И если мне суждено когда-нибудь быть обманутым моей женой, то все-таки окажется, что первым обманул ее я.
Я больше не колебался. Я знал один гостеприимный дом любви, неподалеку от моего жилища, и побежал туда, как человек, который бросается в воду, чтобы узнать, не разучился ли он плавать.
Однако я плавал, и даже отлично. И пробыл там долго, смакуя эту месть, тайную и утонченную месть. Затем я очутился на улице в прохладный предутренний час. Теперь я чувствовал себя спокойным и уверенным, довольным, умиротворенным и еще способным, как мне казалось, на новые подвиги.
Я неторопливо вернулся домой и тихо отворил дверь спальни.
Габриель читала, облокотившись на подушку. Она подняла голову и робко спросила:
— Это вы? Что с вами случилось?
Я не отвечал. Я разделся с уверенным видом. И снова, но уже в качестве победителя и господина, занял то место, которое перед этим покинул, как жалкий беглец.
Она была поражена и уверена, что я воспользовался каким-то таинственным, секретным средством.
И с тех пор по любому поводу она твердит о средстве Роже, словно о каком-то непогрешимом научном методе.
Но, увы, с тех пор прошло уже десять лет, и сегодня такой опыт не имел бы больших шансов на успех, — для меня по крайней мере.
Однако если кто-нибудь из твоих приятелей страшится волнений брачной ночи, порекомендуй ему мою военную хитрость и заверь его, что между двадцатью и тридцатью пятью годами нет лучшего способа развязать завязки, как выразился бы сир де Брантом [1] Брантом (ок. 1540—1614) — французский писатель, изобразитель быта и нравов аристократии своего времени.
.
Напечатано в «Жиль Блас» 3 марта 1885 г. под псевдонимом Мофриньёз.
Брантом (ок. 1540—1614) — французский писатель, изобразитель быта и нравов аристократии своего времени.