Ги Мопассан - На воде

Этому не верят. Этого не знают. Они не могут жаловаться, не могут возмутиться; им связала руки, зажала рот их нищета, стыдливо скрываемая нищета канцелярских крыс!

Они получили образование, изучали право; имеют, быть может, звание бакалавра.

Как я люблю это посвящение Жюля Валлеса [23] Жюль Валлес (1832—1885) — писатель и революционный деятель, член Парижской коммуны. Приведенная цитата — посвящение из романа Валлеса «Бакалавр». :

«Всем вскормленным греческим и латынью и умершим от голода».

Знает ли кто-нибудь, сколько они зарабатывают, эти нищие? От восьмисот до тысячи пятисот франков в год!

Служащие нотариальных контор, чиновники министерских канцелярий, вы каждое утро читаете на дверях вашей мрачной тюрьмы знаменитую строку Данте:

Туда входят впервые в двадцать лет и остаются до шестидесяти, и за эти долгие годы не происходит ничего. Вся жизнь протекает в маленькой темной комнате, все в той же, уставленной зелеными папками. Туда входят молодыми, исполненными сил и радужных надежд, а выходят стариками, незадолго до смерти. Богатая жатва воспоминаний, которую мы собираем в своей жизни, неожиданные события, любовь, сладостная или мучительная, опасные путешествия, случайные удачи или неудачи неведомы этим каторжникам.

Дни, недели, месяцы, годы похожи друг на друга. В один и тот же час приходят; в один и тот же час обедают; в один и тот же час уходят; и это с двадцати лет до шестидесяти. Запоминаются только четыре события: женитьба, рождение первого ребенка, смерть отца и смерть матери. И больше ничего; простите, есть еще повышения по службе. Они ничего не знают о жизни, ничего не знают о мире! Им неведомы даже веселые прогулки по улицам в солнечный день, блуждания по полям, ибо их никогда не отпускают раньше положенного часа. В восемь утра захлопываются двери тюрьмы; они открываются в шесть часов вечера, на исходе дня. Но зато целых две недели они имеют право, — которое, кстати сказать, оспаривают, отторговывают, которым попрекают, — право сидеть взаперти в своих четырех стенах. Куда же можно поехать без денег?

Плотник взбирается под небеса; кучер колесит по улицам; машинист едет через рощи, равнины, горы; покидая каменные стены городов, он мчится к голубому простору морей. Чиновник не выходит из канцелярии, из этой гробницы для живых; и в том же зеркале, в котором он, в первый день службы, увидел свое молодое лицо со светлыми усиками, он в день увольнения видит себя лысым, с седой бородой. Теперь конец, жизнь прекращается, будущее заграждено. Неужели это уже настало? Неужели пришла старость и за всю жизнь ничего не случилось, ни единого события, которое могло бы взволновать до глубины души? И все же это так... Дорогу молодым, дорогу молодым чиновникам!

Тогда они уходят, еще более несчастные, чем были, и почти тотчас умирают оттого, что слишком круто была нарушена долголетняя, застарелая привычка ежедневного пребывания в канцелярии, привычка делать те же движения, совершать те же действия, выполнять ту же работу в те же часы.

Когда я вошел в гостиницу, где намеревался позавтракать, мне вручили огромную пачку адресованных мне писем и газет, и сердце у меня сжалось, словно от предчувствия беды. Я ненавижу письма и боюсь их — это узы. Когда я разрываю четырехугольник белой бумаги, где значится мое имя, мне слышится лязг цепей, которыми я прикован к тем из живущих, кого я знал и кого знаю.

Все письма, чья бы рука ни писала их, вопрошают: «Где вы? Что поделываете? Почему вы исчезли, никому не сообщив, куда едете? С кем вы скрываетесь?» А в одном письме было добавлено: «Как же вы хотите, чтобы вас любили, если вы постоянно убегаете от своих друзей? Это обидно...»

Так не любите меня! Неужели никто не может представить себе любовь иначе, как в сочетании с деспотизмом и чувством собственности? По-видимому, всякая привязанность неминуемо влечет за собой какие-то обязательства, обиды и, до известной степени, рабство. Стоит только ответить улыбкой на любезности какого-нибудь незнакомца, и он уже пользуется этим преимуществом, допытывается, чем вы заняты, и упрекает вас в холодности. Если же выкажешь дружелюбие, то всякий воображает, что он тем самым приобрел какие-то права на вас; дружба превращается в долг, и узы, связывающие друзей, оказываются петлей.

Нежная заботливость, ревность, подозрительная, назойливая, въедливая, которой терзают друг друга два человека, встретившиеся в жизни, в полной уверенности, что их связывают тесные узы только потому, что они понравились друг другу, это всего-навсего неотступный страх одиночества, которым одержим человек на нашей земле.