Томас Хьюз - Школьные годы Тома Брауна

Том играл с котятами, которые устроились у камина, и с козой, которая спокойно зашла в дом через открытую дверь, а тем временем Бенджи с хозяином накрывали стол к обеду, — и вскоре он отдал должное холодному мясу, набросившись на него как волк. Старики, эти скромные и немногословные Мильтоны [47] Note47 Мильтон, Джон (john milton, 1608–1676) — один из величайших поэтов Англии, крупнейший публицист и деятель Великой Английской революции (Гражданской войны в Англии). Долины, тем временем говорили о старых товарищах и их деяниях, о делах, которые имели место лет тридцать тому назад и не очень-то интересовали Тома; вот разве что когда они заговорили о строительстве канала, тут уж он ловил каждое слово и узнал, к своему немалому удивлению, что его любимый и обожаемый канал, оказывается, был тут не всегда; собственно говоря, он был моложе Бенджи и фермера Айвза, — и это открытие произвело немалое смятение в его маленьком мозгу.

После обеда Бенджи обратил внимание хозяина на бородавку на костяшке пальца у Тома, которую долго и безуспешно пытался вывести семейный доктор, и попросил заговорить её, чтобы она исчезла. Фермер Айвз посмотрел на бородавку, пошептал над ней что-то и сделал несколько зарубок на короткой палке, которую вручил Бенджи с инструкцией отрезать от неё по определённым дням по кусочку, а Тома предупредил, чтобы он не трогал бородавку две недели. А потом они вышли из дома и уселись на солнышке со своими трубками; к ним подошли свиньи, общительно захрюкали и дали Тому себя почесать; тогда фермер, видя, как он любит животных, встал, раскинул руки в стороны и позвал; на зов сквозь ветви берёз к нему кругами устремилась стая голубей. Они гроздьями расселись на плечах и руках фермера, целовали его и карабкались друг по другу, чтобы добраться до его лица; а потом он подбросил их вверх, а они порхали низко над ним и садились снова и снова, как только он поднимал руки. И все создания в этом месте были чистыми, ухоженными и не боялись человека, не то, что их сородичи в других местах; и Том стал просить научить его, как сделать всех свиней, и коров, и птиц в их деревне такими же ручными, как эти, но фермер в ответ на это лишь издал один из своих мрачных смешков.

Только когда они собрались ехать домой и уже запрягли старого Доббина, Бенджи снова заговорил о своём ревматизме и перечислил все симптомы по одному. Бедняга! Он думал, что фермер сможет избавить его от этого так же легко, как Тома от бородавки, и был готов с той же верой в успех положить в другой карман ещё одну палочку с зарубками, на этот раз для своего собственного излечения. Врач покачал головой, но всё же принес бутылочку и вручил её Бенджи вместе с инструкциями по применению.

— Не то чтоб это тебе сильно помогло, по крайней мере, я так не думаю, — сказал он, защищая ладонью глаза от солнца и глядя снизу вверх на них, сидящих в двуколке, — есть только одно средство, которое лечит стариков вроде нас с тобой от ревматизма.

— Какое, фермер? — спросил Бенджи.

— Яма на кладбище, — сказал старик с волосами серо-стального цвета и опять усмехнулся. Тут они распрощались и отправились домой. Бородавка Тома исчезла через две недели, чего, увы, нельзя было сказать о ревматизме Бенджи, который сковывал его всё больше и больше. И хотя Том по-прежнему проводил с ним много часов, когда он сидел на скамеечке на солнышке или в холодную пору у камина, вскоре ему всё же пришлось искать себе других постоянных товарищей.

Том часто сопровождал свою мать, когда она посещала крестьянские коттеджи, и таким образом познакомился со многими деревенскими ребятами своего возраста. Там был, например, Джоб Радкин, сын вдовы Радкин, самой суетливой женщины во всем приходе. Как ей удалось родить такого спокойного мальчика, как Джоб, навеки останется тайной. Когда Том с матерью впервые пришёл в их коттедж, Джоба дома не было, но вскоре он пришёл и застыл, уставившись на Тома, с руками, засунутыми в карманы. Вдова Радкин не могла потерпеть такого нарушения приличий, но между ней и многообещающим молодым человеком сидела Мадам Браун, поэтому ей пришлось изобразить целую пантомиму, которая его только озадачила; наконец, не в силах больше сдерживаться, она взорвалась:

— Джоб! Джоб! Где твоя шапка?

— Как! Разве она не на голове, мама? — ответил Джоб, медленно вытаскивая одну руку из кармана и нащупывая предмет, о котором шла речь; убедившись, что он, как и следовало ожидать, находится на голове, он там его и оставил, к ужасу своей матери и огромному восторгу Тома.