Марио Льоса - Вожаки

У Хуана и Давида (рассказ «Младший брат») нет иного выбора, кроме как убить индейца, про которого известно, что он изнасиловал их сестру, несмотря на сомнения, не оставляющие младшего брата. Действия Хуана описаны как движения марионетки; если для старшего брата ситуация выглядит вполне определенно («Это мужское дело»), то младший, городской житель, подчиняется не до конца ясному ему самому закону, который теряет свою силу, как только убийство совершено: «Хуан одеревенел и оглох», он «был как тряпка».

В послушную куклу пытается превратить свою жертву и Хамайкино, персонаж «Посетителя»: он связывает донью Мерседитас, таскает по дому, щекочет, вызывая неестественный хохот. Но и до того, как тело Мерседитас теряет свободу передвижения, Хамайкино уже имеет возможность навязать ей свою волю: «Вы уже допили бутылку? Так почему бы не открыть еще одну? — Женщина беспрекословно подчиняется», — предатель управляет поступками женщины, используя ее страх за любимого человека.

Страх является главной темой рассказа «Дедушка». [9] Этот рассказ, в общем-то, нетипичен для творчества Варгаса. Видимо, по этой причине автор не сразу включил его в состав сборника. Возможно, последнее осмысленное деяние престарелого сеньора имеет своей целью максимально напугать маленького мальчика, его внука. Крик мальчика («вопль зверя, пронзенного множеством стрел»), увидевшего светящийся череп, делает дедушку счастливым; маленький герой рассказа (может быть, будущий герой «Вожаков», «Щенков» или «Поединка») приобщается к новому для себя миру мужчин через ужас и смерть.

Но мир «Вожаков» — это не бездушная конструкция, в которой насилие с неизбежностью порождает насилие, а ответом на удар всегда является удар; рассказы Варгаса населены живыми людьми, и, пожалуй, самое важное в них это попытки героев (удавшиеся или неудавшиеся) разорвать порочный круг, их апелляция к иным ценностям, нежели условный «кодекс чести», соблюдение всех требований которого приводит к борьбе до полной победы над слабым и, в пределе, к смерти. Интересно, что писатель не наделяет героев, с точки зрения которых ведется повествование, объективной правотой: наши симпатии зачастую принадлежат им лишь потому, что мы смотрим на мир их глазами.

Нельзя, например, сказать, что Хусто лучше Хромого — просто об их поединке рассказывает друг Хусто. Именно Хромой пытается остановить поединок, чтобы спасти жизнь достойному сопернику («Дон Леонидас! — крикнул он с яростью и мольбой. — Скажите ему, пусть сдается!»), но этому мешает старый Леонидас, для которого правила поединка значат больше, чем даже жизнь собственного сына («Молчи и дерись!»).

Юные герои «Вожаков» и «Воскресного дня» изначально объединены в одно сообщество, но эта их общность — мнимая; только перед лицом настоящего испытания между этими «щенками» возникает настоящая дружба и мужская солидарность. В ритуализированном мире подростков очень важную роль играют прикосновения, и Варгас специально обращает внимание на опыт новых ощущений, который появляется у его героев. Рука Лу, которая раньше наносила главному герою «Вожаков» удары, оказывается мягкой и нежной в момент рукопожатия. Мигель из «Воскресного дня» протягивает руку, чтобы спасти жизнь тому, кого еще несколько часов назад ненавидел. Привычные ощущения не исчезают из мира героев («Я почувствовал на плече чью-то руку. Это был Хавьер»; «На спину Мигеля… посыпались поздравительные хлопки») — просто оказывается, что жизнь богаче и разнообразней, чем им представлялось раньше.

Через страшное испытание приходится пройти Хуану из «Младшего брата». Давид легко находит оправдание убийству индейца: «Он был шелудивым псом». Его устами говорит право сильного белого мужчины, жителя гор (к тому же на старшем лежит ответственность за сестру, брата, свое хозяйство и «своих» индейцев). Возможно, убийство было слишком суровым наказанием, возможно, Леонор действительно придумала эту историю — теперь, когда дело сделано, для Давида не имеет смысла обсуждать случившееся.

Хуан, столичный житель и плохой наездник, стоит перед выбором: принять точку зрения Давида на смерть человека или остаться при мучающих его сомнениях. Судя по поступкам в финале рассказа (укрощение норовистого скакуна и снятие наказания с подвластных ему людей), Хуан выбирает первый путь, и Давид — ожидающий в дверях дома, кладущий руку на плечо, приглашающий выпить — одобряет его за достойное мужчины поведение, признает в нем своего.