Генри Джеймс - Пресса

Вce до крайности смешалось и перепуталось - каждый обретался в своем углу, каждый со своей неразрешимой бедой. Она - в своей Килбурнии, ее приятель - где его только ни носило? - везде и всюду; миссис Чёрнер, при всех своих нижних юбках и мраморных ваннах, в собственном доме на краю Парк-Лейн; а что касается Бидел-Маффета, одному Богу известно, где. И это делало всю историю совершенно непостижимой: бедняга, надо полагать, был готов прозакладывать собственную голову, если только она еще оставалась у него на плечах, чтобы найти щель, где бы он мог затаиться; он, как нетрудно догадаться, pыскал по Европе в поисках такой щели, недоступной для прессы, и где он, возможно, уже отдал Богу душу - что еще к этому времени оставалось предположить? - обретя в смерти единственную возможность не видеть, не слышать, не знать, а еще лучше, чтобы о нем не знали, не видели его и не слышали. Ну, а пока он пребывал где-то там, упокоенный единственным упокоением, в Лондоне крутился Мортимер Маршал, не ведавший ни страха, ни сомнений, ни реальной жизни и столь сильно жаждавший быть упомянутым в тех же или иных ежедневных листках, в том же или несколько меньшем масштабе, что, напрочь ослепленный этим желанием, был совершенно не в состоянии извлечь нагляднейшего урока и рвался усесться в ладью, где кормчим был остерегающий призрак. Именно эта полная слепота, кроме всего прочего, и превращала его домогательства в мрачный фарс, во что Байт не замедлил ткнуть пальцем, назвав автора "Корисанды" кандидатом на роль премьера в следующей комедии, сиречь трагедии. Но не полюбоваться этим зрелищем было просто невозможно, и Мод не отказала себе в удовольствии насладиться им до конца.

Пpoшлo уже две недели с момента исчезновения Бидела, и тут некоторым образом повторились обстоятельства, сопровождавшие утренник, на котором давали финскую драму, - то есть повторились по части места и времени действия и кое-кого из актеров; что же до зрителей, то они, по понятным причинам, собрались в обновленном составе. Некая леди, весьма высокопоставленная, желая еще повысить свой социальный статус на ниве гласной помощи сценическому искусству, сняла театр под ряд спектаклей, предполагая, освятив их своим присутствием, привлечь как можно больше внимания к своей особе. Она не слишком в этом преуспела, и уже к третьему, много, к четвертому утреннику интерес публики сильно поубавился, и пришлосъ принять меры, дабы его оживить, с каковой целью было роздано такое число бесплатных билетов, что один из них достался даже нашей юной героине. Она сообщила об этом даре Байту, которого, без сомнения, билетом не обошли, и, предложив пойти в театр вместе, назначила местом встречи портик у входа. Там они и встретились, и по неспокойному выражению его лица - отдадим должное ее проницательности! - Мод сразу пoнялa: он что-то знает, и, прежде чeм войти, задержалась и спросила его напрямик.

- Знаю об этом махровом идиоте? - Он покачал головой с добродушной улыбкой, хотя, подумалось Мод, добродушие это никого не обманывало. - Да пропади он пропадом. Мне не до него.

- Я говорю, - несколько неуверенно пояснила она, - о бедняге Бидел-Маффете.

- И я тоже. Как и все. Сейчас все только о нем и говорят. Ни о чем и ни о ком другом. Но оно как-то ускользнуло от меня - это интересное дело. Я льстил себя мыслью, что оно у меня в какой-то степени в руках, нo оказалось, что это не так. Я отступаюсь. Non comprenny? [5] II Не понимаете? (Искаж. фр.) Кончаю с этим делом.

Она не отводила от него жесткого взгляда:

- У тебя что-то происходит?

- Да, если угодно, именно так - происходит: как человек paзyмный я понимаю, мне "крышка", а ты своим тоном меня окончательно прихлопываешь. Или, если иными словами, я, может, как раз тем и вызываю интерес, а при той жизни, какую мы ведем, и в век, в который живем, с такими, как я, всегда что-то происходит - не может не происходить: от досады, отвращения, изумления ни один человек, даже очень опытный, не застрахован. Сознание, что снова продан и предан, - хочешь не хочешь, а отражается на физиономии. Вот так обстоят дела.

Он мог бы вновь и вновь, пока они курсировали в проходе, повторять это свое "так обстоят дела", что вряд ли прояснило бы eй, как обстоят ее дела. Она пребывала все там же - с ним и все же сама по себе, вслушиваясь в каждое его слово, и все его речи казались ей чрезвычайно характерными для него, хотя и крайне неуместными, но более всего ее мучило сознание, что в такой момент ею владеет лишь одна мысль - до чего же он мил, а в момент - когда он очень мягко (о любом другом она сказала бы очень нагло) уклонялся от прямого ответа - требовалось сохранять достоинство. Кругом толпились и толкались, их теснили и прерывали, но ее более всего терзало, что, так и не найдя нужных слов, чтобы возразить ему, она тем самым уронила свое достоинство - уронила на пол, под ноги толпе, шуршащей программками и контрамарками, и когда Байт любезно подставил ей руку в знак того, что пора кончать и возвращаться в зал, ей показалось, он предлагает ей поступиться своим достоинством - пусть его топчут.