Франсис Карко - Всего лишь женщина. Человек, которого выслеживают

Вскоре я обнаружил некую пикантность овладевшей мною склонности, втайне упиваясь разницей и в возрасте, и в положении, которая, казалось бы, должна была разделять нас с Мариэттой. Я видел, что она была взрослой женщиной, тогда как я еще оставался ребенком; она была служанкой, а я — хозяином. Однако подобная разница лишь усугубляла мое мучительное желание вплоть до того самого дня, когда мне пришла в голову мысль, что, поскольку я не решаюсь сделать первый шаг, то хорошо было подтолкнуть к нему Мариэтту, что я и исполнил.

Она гладила белье в комнате, когда я вечером вернулся из коллежа.

— Ой, месье Клод! — воскликнула она, увидев меня. — Что это с вами? Уж не заболели ли вы?

— Не знаю…

Я бросил свой ранец и спросил:

— А мама дома?

— Нет, вышла перед самым вашим приходом, — ответила Мариэтта, не замечая моего смятения.

— А…

Склонившись над гладильной доской, она не смотрела в мою сторону. Я подошел поближе и, делая невероятные усилия, чтобы мой голос не дрожал, произнес:

— Не знаешь, когда она вернется?

Она ничего не ответила.

— Куда же она, интересно, пошла? — с трудом пробормотал я. — Это так некстати.

— Почему?

— Потому что у меня температура, — с напряжением в голосе выговорил я. — Вот… Потрогай мои руки, Мариэтта… Очень горячие, да?

— В самом деле горячие, — согласилась она, потрогав мои руки.

Я чуть было не упал в обморок.

— Вы, небось, в классе озябли, — отметила Мариэтта. — Что они там у вас, совсем не топят?

Разговаривая со мной, она водила утюгом по лежавшему перед ней белью, от которого исходил легкий запах паленого. О, этот запах!.. Мне вдруг показалось, что это запах дьявола, а поскольку утюг, сновавший взад и вперед по гладильной доске, слегка поскрипывал и создавал около, себя небольшое облачко едкого пара, у меня появилась совершенно глупая мысль, что он вот-вот появится передо мной.

— Идите-ка вы лучше ложитесь в постель, — сказала Мариэтта.

Она посмотрела на меня тем самым взглядом, который так нравился мне, взглядом сквозь полуприкрытые длинные раскосые глаза, затем покачала головой.

— Вы что, не собираетесь ложиться в постель?

— Сейчас пойду лягу, — ответил я.

— Это не шибко, я думаю, опасно, — решила Мариэтта.

Стоя возле нее и следя с глупой улыбкой за каждым ее жестом, я вдыхал этот горелый запах, витающий в комнате, и он оказывал на меня такое же странное, возбуждающее действие, как и близость девушки… Она и сейчас стоит у меня перед глазами. Ее светлые волосы, ее круглое крепкое плечо, форма ее руки в движении под облегающей тканью — все вызывало во мне какое-то необычное ощущение неловкости. При каждом повороте ее тела у меня глухо ёкало сердце, и это, наверное, было заметно, потому что Мариэтта больше не отрывала глаз от работы. Почему она не решалась поднять глаза? От этого во мне поднимались и раздражение, и горечь, но потом я догадался, что Мариэтта тоже испытывает от затянувшегося свидания нечто вроде смущения, и это еще больше усилило мое собственное смятение.

«Ах! Как это позорно, — говорил я себе. — Если бы у меня был опыт… Если бы я знал, как за это взяться… она бы мне уступила».

Увы! Опыта мне тогда не хватало, и я не решался что-либо предпринять. Как я мог быть уверенным, что эта девушка согласится мне отдаться? Я весьма смутно представлял себе, как выглядит женщина, отдающаяся мужчине. Мне было страшно. Я боялся оказаться смешным, поскольку не знал, что нужно делать, в случае если Мариэтта вдруг уступит. По мере того как усиливалось мое волнение, мною овладевала уверенность, что я совершенно напрасно затеял все это дело, что Мариэтта уже смеется надо мной, что она будет защищаться, звать на помощь, поднимет дикий шум…

«Если я ее поцелую, она, конечно же, закричит, — размышлял я, — и моя мать все узнает… А впрочем, поцеловать ее вот тут… тихонько… поцеловать и продолжать держать в своих объятиях…»

В этот момент Мариэтта взглянула на меня, и я покраснел так сильно, что она, наверное, поняла, во власти каких чувств я нахожусь. На этот раз я уже в этом не сомневался. Было очевидно, что Мариэтта догадалась, что я собираюсь сделать… Но она никак не обнаружила этого. Только улыбнулась мне одними глазами, которые вдруг заблестели сильнее обычного. О чем она думала в тот момент? Мне показалось, что она вдруг стала бледнее и серьезней, а ноздри ее судорожно расширились. Я едва верил своим глазам… А она посмотрела на меня, еще раз улыбнулась и сказала: