"Скорым маршем мы идем в глубь России, — пишет Дурова в "Записках", — и несем на своих плечах неприятеля, который от чистого сердца верит, что мы бежим от него. Счастие ослепляет… Мы идем день и ночь… Мы не только не спим, но не едим: спешим куда-то…" Полк, как и вся армия, спешил вырваться из клещей, которые уготовил ей в своих планах Наполеон. Воистину это были нелегкие версты. Скупые строчки формулярного списка корнета Александрова не передают драматизма положения, в котором оказались войска, ведомые Багратионом на соединение с главными силами. Вот эта запись: "1812 года противу французских войск в российских пределах в разных действительных сражениях, июня 27-го под местечком Миром, июля 2-го под местечком Романовым, 16 и 17-го под деревнею Дашковкою…" Да, под той самой деревней, где генералом Раевским был совершен "поступок, достойный древних, и где рухнули надежды французов окружить и разбить Багратиона".
Численному перевесу неприятеля, его стремлению отрезать вторую армию было противопоставлено мужество, стойкость русских воинов, "шедших в сражения, как на пир". В сердце уланского корнета прочно поселилась ненависть и надежда на скорое отмщение. Имевший возможность наблюдать Надежду Дурову в то трудное для армии время, командир Ахтырского гусарского полка Денис Давыдов вспоминал: "Дурову я знал потому, что с ней служил в арьергарде во время отступления нашего от Немана до Бородина…" На отважного гусара, лишь отвага равная или большая была способна произвести должное впечатление, и его "молодец!" звучало едва ли не высшей наградой мужеству женщины, называемой современниками именем римской богини войны — Беллоной. И может быть, совсем не случайно, что символом непобежденной России стала женщина, держащая в руках меч.
Эскадрон Дуровой был лишь одним из малых винтиков в сложной механике сражения. С места, где он располагался, ей не было видно, как сходились и расходились в рукопашной схватке французские корпуса с единственным корпусом русских под командованием Раевского, взявшего на себя ответственность защиты Смоленска. Но так же, как и всем малочисленным защитникам города, ей передалась мысль военачальника не дать французам прорваться и отрезать русскую армию от сообщения с Москвою. "Эскадрон… построился и грозною тучею понесся навстречу неприятелю. Земля застонала под копытами ретивых коней, ветер свистал во флюгерах пик наших. Неприятель был догнан, разбит, рассеян и прогнан несравненно с большим уроном, нежели был наш…"
И все же от Смоленска отступили. На пути к Можайску Дурову отрядили из полка ординарцем к генералу Коновницыну. О нем нам говорят такие строки "Записок": "Генерал этот очень любит находиться как можно ближе к неприятелю и, кажется, за ничто считает какие бы то ни было опасности: по крайней мере он так же спокоен среди битв, как и у себя в комнате".
Коновницын опекал молодого ординарца и вполне доверял его исполнительности. С ним Дурова встретила прибывшего к армии нового главнокомандующего Кутузова.
"Русский народ был удовлетворен, а войска в восторге", — отмечал современник. Всеобщий восторг передался и Дуровой. "Спокойствие и уверенность заступили место опасений; весь наш стан кипит и дышит мужеством…"
В отдельных стычках и арьергардных боях русская армия проделала нелегкий путь к Бородину.
Уже одно только участие в этом сражении, в котором "русские оказались достойными быть непобедимыми", во все времена почиталось признаком наивысшей воинской доблести. На поле, которое прежде возделывал крестьянский плуг и через которое пролегали старая и новая дороги — торговые пути в Москву, сошлись разноплеменное воинство, ведомое покорителем Европы, и рать российская во главе с Михаилом Илларионовичем Кутузовым. "В сей день все были герои" — слова, повторяющиеся во многих рапортах военачальников, без сомнения можно отнести ко всей русской кавалерии. Мощь ее атак и ударов, стремительность улан испытали пехотные корпуса Даву, Нея, Евгения Вогарнэ, Жюна. Конница, которой командовал полулегендарный Иоахим Мюрат, оказалась не в силах соперничать с регулярными частями гусаров, уланов, драгунов, кирасиров. Собственно, в словах Дуровой мы без труда найдем следующую оценку: "Посредственность французской кавалерии давно была мне известна". С ней, конечно, можно и не согласиться, но в сражении при Бородине французской коннице был нанесен ощутимый удар, от которого она не смогла оправиться до конца кампании.
Читать дальше