Уильям Сароян - Молитва

Равнина, Бог и безмолвие разума, запутанные коридоры, колонны, места, где мы ходили, лица, которые видели, и пение маленьких детей. Но превыше всего – иероглифы, письмена, святость, фигура в камне, простая линия, наш язык, четкие очертания… листьев, мечты, улыбки, падение руки, касание тел, любовь к мирам, вселенным; нет страха смерти, только немного тоски. Да, Боже, и свет – наше солнце, и отблески его, утренние зори, отгоревшие во времена великанов и пигмеев, некто по имени Бах, некто по имени Сезанн и прочие, чьи имена забылись; массы людей предстают в одном безымянном обличье, в нашем облике; скорбь безвестных толп; наша форма, стать; люди, шагающие по свету, – Азия, Европа, Африка – за морем сознания и волн, по ту сторону Атлантики, на западе – Америка – марширует морская пехота, усмехается бледный Вильсон; свободу Литве, слава Польше и графствам Техаса; душистые дыни и бедность.

Благодарим Тебя, Господи. И за числа, чтоб горестям своим вести учет: «один» – значит печаль, «два» – боль, «три» – безумие, и тысяча, и десять тысяч, и постижение вечности, световых лет; борода Дарвина… глаза Эйнштейна… пальцы великого польского пианиста; а давайте посмотрим на вещи в численном выражении – богатство Меллона и Форда, бедность, позвольте вспомнить имя подостойней, – Паунда или, скажем, неизвестного парня из графства Клей, штат Айова, что сидит в уединении, сочиняет рассказы для Бога и «Сатурдей ивнинг пост»; замысел, идея, безликий ужас, одиночество, ожидание славы и короткая записка; ты – имя, мальчик мой, ты – знаменит; рассказ в газете; благодарю Тебя, Господи.

1934