Джон Стейнбек - О мышах и людях

Как это иногда бывает — время вдруг на миг остановилось, замерло. Звон смолк, движение прервалось, и длилось это много, много долгих мгновений.

Потом время ожило и медленной поступью двинулось дальше. Лошади забили копытами в стойлах, зазвенели уздечки. Голоса снаружи стали громче и звонче.

Из-за крайнего стойла послышался голос Огрызка:

– Ленни, — позвал он. — Эй, Ленни! Ты здесь, что ли? Я придумал еще кое-чего. Мы могли бы, Ленни… — Старик появился из-за крайнего стойла. — Эй, Ленни! — позвал он снова и вдруг остановился как вкопанный. Он потер культей седую щетину на щеке. — Я не знал, что вы здесь, — сказал он жене Кудряша.

Она не откликнулась. Тогда он подошел ближе.

– Негоже вам тут спать, — сказал он укоризненно; потом подошел вплотную и…

– О господи! — Он беспомощно огляделся и потер подбородок. Потом резко повернулся и выбежал из конюшни.

Конюшня давно уже ожила. Лошади били копытами, фыркали, жевали соломенную подстилку и звенели уздечками. Вскоре старик вернулся.

Следом за ним спешил Джордж.

– Так чего такое ты хотел мне сказать? — спросил он.

Огрызок указал на лежащую женщину. Джордж в недоумении уставился на нее.

– Чего это с ней такое? — спросил он. Потом подошел поближе и сказал, как Огрызок, слово в слово: — О господи!

Он опустился рядом на колени и приложил руку к груди женщины. Когда же он, наконец, встал, медленно и с трудом, лицо у него было каменное, а взгляд застывший.

– Кто ж это мог сделать? — спросил Огрызок.

Джордж взглянул на него пустыми глазами.

– Ты что, не понял разве? — спросил он. И старик сразу смолк. — Я должен был это предвидеть, — сказал Джордж, беспомощно озираясь. — В душе я чувствовал, что так оно и будет.

– Что ж нам теперь делать, Джордж? — спросил Огрызок. — Что же делать?

Джордж ответил не сразу, после долгого молчания.

– Вот что… Надобно рассказать… им всем… Надобно поймать его и посадить под замок. Нельзя дать ему улизнуть. Ведь этот дурак разнесчастный вскорости помрет с голоду. — Тут он сам попытался ободрить себя: — Может, его не тронут, просто посадят под замок.

Но старик воскликнул взволнованно:

– А по-моему, надобно помочь ему сбежать! Ты не знаешь Кудряша. Кудряш захочет его линчевать. И забьет насмерть.

Джордж пристально смотрел, как шевелятся губы старика.

– Да, — вымолвил он наконец. — Да, Кудряш так и сделает. И другие тоже.

Тут он снова взглянул на мертвую женщину.

А Огрызок заговорил о том, что волновало его больше всего прочего:

– Но мы с тобой все одно купим ранчо, ведь правда, Джордж? Переедем и заживем там, ведь правда, Джордж? Ведь это правда?

Но еще прежде чем Джордж ответил, старик потупил голову и уставился в пол. Он сам все понял.

Джордж сказал тихо:

– Сдается мне, я предвидел это с самого начала. Сдается мне, я предвидел, что этому никогда не бывать. Он любил слушать про это, и я сам поверил…

– Стало быть… все кончено? — спросил Огрызок с тоской.

Джордж не ответил. Помолчав, он сказал:

– Поработаю до конца месяца, получу свои полсотни долларов да закачусь на всю ночь к девочкам. Или буду сидеть в бильярдной до тех пор, покуда все не разойдутся по домам. А потом вернусь и буду вкалывать еще с месяц, и получу еще полста монет.

Старик сказал:

– Безобидный парень. Никогда не думал, что он может такое натворить.

А Джордж все смотрел на женщину.

– Это он не по злобе, — сказал наконец Джордж. — Он и раньше, бывало, начудит, но всегда без умысла. — Джордж выпрямился и повернулся к старику. — А теперь слушай. Надо сказать им всем. Они, понятно, его изловят. Тут уж ничего не поделаешь. Может, они его не убьют. — И он обронил с ненавистью: — Я не дам им убить Ленни. Слушай, ты. Они могут подумать, будто и я в этом деле замешан. Сейчас я пойду в барак. А малость погодя ты выйдешь и скажешь всем про нее. Потом приду и я, будто ничего не видел. Хорошо? Тогда никто на меня не подумает.

– Само собой, Джордж, — ответил старик. — Само собой, сделаю.

– Ну и ладно. Тогда обожди маленько, а потом выбежишь и скажешь так, будто только что ее нашел. А я пойду в барак.

Джордж повернулся и быстро вышел из конюшни.

Старик проводил его взглядом. Потом беспомощно поглядел на женщину, и вся его досада вдруг излилась в словах:

– Ты, потаскуха разнесчастная, — сказал он со злобой. — Добилась своего? Теперь небось рада? Все знали, что с тобой не миновать беды. Какой от тебя был толк? И теперь нету толку, дрянь ты паскудная, задрыга. — Он всхлипнул, и голос его задрожал. — А я мог бы работать на огороде и мыть посуду для друзей. — Он помолчал, потом продолжал заученным тоном, снова повторяя те же слова: — А ежели приедет цирк или будет бейсбольный матч… мы пойдем туда… скажем: «К чертям работу», — да и пойдем. Ни у кого не будем спрашиваться… У нас будут и свинья, и куры… а зимой… пузатая печка… и дождь… И мы будем сидеть у печки…