Оноре Бальзак - Темное дело

— Это Гондревиль, почтенная? — спросил младший.

— Здесь не принято говорить «почтенная», — поправил его Мишю. — Мы люди без затей и еще запросто зовем друг друга «гражданами».

— Вот как, — спокойно ответил молодой человек, ничуть не смутившись.

Иной раз случается, что игроков, особенно в экарте, вдруг охватывает какая-то глубокая растерянность, если именно в ту минуту, когда им особенно везет, за их стол садится человек, поведение которого, взгляд, голос, манера тасовать карты предвещают им разгром. Оказавшись лицом к лицу с этим молодым человеком, Мишю испытал именно такого рода пророческую слабость. Его охватило предчувствие могилы, ему смутно представился эшафот; какой-то внутренний голос громко подсказал ему, что щеголь сыграет в его жизни роковую роль, хотя они пока еще ничем не связаны. Поэтому говорил он резко, ему хотелось быть грубым, и он был груб.

— Ваш хозяин — государственный советник Мален? — спросил молодой.

— Я сам себе хозяин, — отрезал Мишю.

— Скажите же, однако, сударыня, — опять спросил молодой человек, стараясь быть как можно вежливей, — мы в Гондревиле? Там нас ждет господин Мален.

— Вот парк, — ответил Мишю, указывая на открытые ворота.

— А почему вы прячете этот карабин, красавица? — игриво спросил спутник молодого человека; уже дойдя до решетки, он заметил ствол ружья.

— Ты работаешь даже в деревне! — воскликнул, улыбнувшись, младший.

Они вернулись к домику, послушные чувству смутного недоверия, и это отлично понял управляющий, хотя лица незнакомцев и хранили полную невозмутимость; невзирая на лай Куро, Марта дала им осмотреть карабин; она была уверена, что Мишю втайне замышляет что-то безрассудное, и почти радовалась, что незнакомцы оказались столь проницательными. Мишю бросил на жену взгляд, от которого она содрогнулась, взял карабин и почел нужным зарядить его пулей, тем самым как бы бросая вызов всему, что несли с собой эта встреча и инцидент с карабином; казалось, он уже не дорожит жизнью, и его жена отлично поняла, что он принял некое роковое решение.

— Видно, у вас тут завелись волки? — спросил молодой человек, обращаясь к Мишю.

— Где овцы, там всегда найдутся и волки. Ведь вы в Шампани, кругом лес; у нас водится вепрь, водится крупный и мелкий зверь, всего есть понемногу, — с насмешкой ответил Мишю.

— Готов биться об заклад, Корантен, — сказал старший незнакомец, обменявшись взглядом со своим спутником, — что это и есть мой любезный Мишю...

— Мы с вами детей не крестили, — заметил управляющий.

— Детей не крестили, но председательствовали в Якобинском клубе, гражданин, — возразил старый циник, — вы в Арси, я — в другом месте. Ты придерживаешься вежливости времен Карманьолы [9] Вежливость времен Карманьолы — то есть времен якобинской диктатуры, 1793 — 1794 гг. (когда в моде была революционная песня — «Карманьола»). , но она теперь уж не в моде, приятель.

— Парк, кажется, очень велик, мы можем в нем заблудиться; раз вы управляющий, распорядитесь, чтобы нас проводили в замок, — сказал Корантен тоном, не допускавшим возражений.

Продолжая забивать пулю, Мишю свистнул, чтобы подозвать сына. Корантен равнодушно разглядывал Марту, зато его спутнику она явно приглянулась; однако Корантен замечал в ней признаки крайней тревоги, которые ускользали от внимания старого развратника, испуганного карабином. В столь ничтожном, но знаменательном инциденте полностью сказались эти два различных характера.

— У меня дело по ту сторону леса, — сказал управляющий, — и сам я не могу услужить вам, но мой сын проводит вас в замок. С какой стороны вы приехали в Гондревиль? Через Сен-Синь?

— У нас тоже были дела по ту сторону леса, — ответил Корантен как будто без всякой иронии.

— Франсуа, — сказал Мишю, — проводи этих господ в замок тропинками, да так, чтобы их никто не видел, им проторенные дороги не по душе. Подойди-ка сюда сначала! — добавил он, видя, что незнакомцы уже повернулись к нему спиной и удаляются, разговаривая вполголоса. Мишю схватил сына и поцеловал его почти благоговейно, с таким выражением, которое еще больше укрепило Марту в ее предчувствиях; озноб пробежал у нее по спине, и она взглянула на мать в отчаянии, но без слез, ибо не могла плакать.

— Ступай, — сказал Мишю. И он следил за мальчиком до тех пор, пока совсем не потерял его из виду. — О, опять Виолет! — заметил он. — Сегодня он уже третий раз проходит здесь. Что только творится! Перестань, Куро.