Оноре Бальзак - Темное дело

— Если господа де Симезы здесь, — ответил кюре, — я готов отдать собственную кровь, готов рукой пожертвовать, чтобы их спасти. Но если допустить, что мадмуазель де Сен-Синь посвящена в их тайну, то, клянусь спасением души, она не обмолвилась об этом ни словом и не удостоила меня чести со мной посоветоваться. Теперь я очень рад, что она так свято сохранила их тайну, если тут действительно есть тайна. Вчера вечером мы, по обыкновению, до половины одиннадцатого играли в бостон, и все было тихо, как всегда; мы ничего не видели и ничего не слышали. В здешнем захолустье и ребенку не пройти без того, чтобы этого не заметили и не узнали, а за последние две недели тут не появлялось ни одного постороннего человека. Между тем одни только господа де Симезы и д'Отсэры уже составляют целый отряд в четыре человека. Старый господин д'Отсэр и его супруга покорны правительству, и они сделали все, что только было в их силах, чтобы убедить сыновей вернуться под родительский кров; еще третьего дня они писали им об этом. Если бы не ваше появление, ничто не могло бы поколебать во мне самой твердой уверенности, что они находятся в Германии. Между нами будь сказано, из всех обитателей замка одна только молодая графиня не отдает должного выдающимся достоинствам господина первого консула.

«Хитрец!» — подумал Корантен.

— Если молодых людей расстреляют — сами на себя пеняйте, — сказал он вслух, — теперь я умываю руки.

Он вывел аббата Гуже на лужайку, ярко освещенную луной, и при этом зловещем предупреждении внезапно взглянул на него. У священника был вид человека, который искренне расстроен, но крайне удивлен всем услышанным и ничего не знает.

— Поймите же, господин аббат, — продолжал Корантен, — что их права на гондревильское поместье делают их вдвое преступнее в глазах кое-кого, и это очень опасно, хоть этот человек и занимает подчиненное положение. Словом, я хочу помочь им и содействовать тому, чтобы они имели дело только с богом, а не с его угодниками.

— Значит, действительно существует заговор? — простодушно удивился кюре.

— Подлый, отвратительный, низкий и до такой степени противный благородному духу нашего народа, что вызовет всеобщее осуждение, — ответил Корантен.

— Ну, так мадмуазель де Сен-Синь не способна на низость! — воскликнул кюре.

— Господин аббат, — возразил Корантен, — знайте: у нас (это опять-таки между нами) есть явные улики ее соучастия, но для правосудия этих улик пока что недостаточно. При нашем появлении она скрылась... А между тем я заблаговременно послал к вам мэра.

— Да, но уж если вы так хотели их спасти, зачем было являться сразу же вслед за мэром? — заметил аббат.

Тут они посмотрели друг на друга, и этим было сказано все: оба принадлежали к числу тех проникновенных анатомов мысли, для которых достаточно легчайшего изменения голоса, взгляда, достаточно одного слова, чтобы разгадать человеческую душу, подобно тому как дикарь чует врагов по каким-то признакам, ускользающим от европейца.

«Я надеялся что-нибудь у него выведать, а только себя выдал», — подумал Корантен.

«Вот пройдоха», — подумал кюре.

Когда Корантен и кюре вернулись в гостиную, на старинных церковных часах пробило полночь. Слышно было, как растворяются и захлопываются двери комнат и шкафов. Жандармы потрошили постели. Перад, с присущей сыщикам сообразительностью, залезал всюду и все перерывал. Этот разгром вызывал у преданных слуг, по-прежнему стоявших неподвижно, и ужас и негодование. Г-н д'Отсэр обменивался с женой и мадмуазель Гуже сочувственными взглядами. Все обитатели замка бодрствовали, их побуждало к тому какое-то жуткое любопытство. Перад спустился сверху и вошел в гостиную, держа в руках изящный ларчик из резного сандалового дерева, должно быть, привезенный некогда адмиралом де Симезом из Китая. Ларчик был плоский, размером с книгу in quarto [24] В четверть листа ( лат. ). . Перад сделал знак Корантену и отвел его к окну.

— Нашел! — сказал он ему. — Этот Мишю, который предлагал Мариону восемьсот тысяч золотом за Гондревиль и собирался убить Малена, вероятно, холоп Симезов. Он, видимо, ради одних и тех же корыстных целей и угрожал Мариону и целился в Малена. Мне казалось, что у него могут быть какие-то убеждения, а на самом деле у него на уме было одно: он все пронюхал и, вероятно, явился сюда, чтобы предупредить их.

— Должно быть, Мален беседовал о заговоре со своим другом нотариусом, а Мишю, сидевший в засаде, услышал, что они упомянули имя Симезов, — сказал Корантен, развивая предположения своего коллеги. — Действительно, он не стал стрелять только потому, что надо было предупредить о беде, которая казалась ему страшнее, чем утрата Гондревиля.