Оноре Бальзак - Крестьяне

Все последовали за графиней по той из шести аллей, которая вела прямо к Кушским воротам и пересекалась Серебряным ручьем. Г-жа де Монкорне шла впереди с Блонде. Аббат Бросет, Мишо и его жена вели вполголоса разговор о положении в крае, которое только что открылось графине.

— Быть может, такова воля провидения, — говорил священник, — потому что, если графиня захочет, мы сумеем добрыми делами и кротостью исправить здешний народ.

Примерно шагах в шестистах от флигеля, уже пройдя ручей, графиня заметила на дорожке разбитый красный кувшин и пролитое молоко.

— Что случилось с девочкой? — воскликнула она, подзывая Мишо и его жену, направившихся было домой.

— Такое же несчастье, как и с Перетой в басне, — ответил Эмиль Блонде.

— Нет, кто-то внезапно напал на бедную девочку и погнался за ней, — кувшин отброшен в сторону, — сказал аббат Бросет, внимательно рассматривая землю.

— Да ведь это же следы Пешины! — сказал Мишо. — Смотрите, они круто поворачивают в сторону — это признак внезапного испуга. Девочка стремительно кинулась обратно, к флигелю, она хотела вернуться домой.

Все пошли по следам, на которые указывал пальцем начальник охраны, приглядываясь к ним на ходу; он остановился посредине аллеи, шагах в ста от разбитого кувшина, где отпечаток ног Пешины вдруг обрывался.

— Здесь она свернула к Авоне, — сказал он. — Возможно, что кто-то отрезал ей путь к флигелю.

— Но уже больше часа, как она ушла из дому! — воскликнула г-жа Мишо.

На всех лицах отразился страх. Кюре поспешно направился к флигелю, внимательно рассматривая дорогу, а Мишо, движимый теми же соображениями, пошел по аллее к Кушу.

— Боже мой, она здесь упала, — воскликнул Мишо, вернувшись с того места, где прерывались следы, ведшие к Серебряному ручью, на середину аллеи, где они тоже кончались. — Смотрите! — сказал он, указывая на землю.

Все действительно увидали на песке отпечаток человеческого тела.

— Следы, ведущие к лесу, оставил кто-то, кто обут в башмаки на веревочной подошве... — сказал кюре.

— Это женский след, — заметила графиня.

— А там, возле разбитого кувшина, след мужской ноги, — сказал Мишо.

— Здесь все следы совершенно одинаковые, — сообщил кюре, дошедший до самого леса по следу с отпечатком веревочной подошвы.

— Ее, наверно, схватили и унесли в лес! — воскликнул Мишо.

— Если это след женской ноги, то тут окончательно ничего нельзя понять, — заметил Блонде.

— Это, несомненно, проделки мерзавца Никола, — сказал Мишо. — Он уже несколько дней подстерегает Пешину. Я сегодня просидел целых два часа под Авонским мостом, чтобы захватить этого негодяя. Возможно, что в его замыслах помогает ему женщина.

— Какой ужас! — воскликнула графиня.

— Для них все это милые шутки, — с грустью и горечью промолвил кюре.

— О, Пешина не дастся им в руки, — сказал начальник охраны. — Она скорее бросится вплавь через реку. Пойду осмотрю берег Авоны. Дорогая Олимпия, вернись-ка лучше домой. А вы, господа, и вы, сударыня, пройдитесь по аллее к Кушу.

— Что за край! — проговорила графиня.

— Всюду найдутся негодяи, — заметил Блонде.

— Правда ли, господин кюре, — спросила графиня, — что я вырвала эту девочку из когтей Ригу?

— Всякая девушка моложе пятнадцати лет, которую вы приютите у себя в замке, будет вырвана из лап этого изверга, — ответил аббат Бросет. — Стараясь залучить к себе в дом Пешину, когда ей только что минуло двенадцать лет, расстрига одновременно стремился к удовлетворению и своих распутных наклонностей, и чувства мести. Он наговорил ее дедушке, что хочет исправить несправедливость, допущенную дядей Низрона, моим предшественником, но мне удалось разъяснить этому старику, взятому мной в сторожа, истинные намерения Ригу. И тогда у нашего бывшего мэра появилась еще одна лишняя обида против меня, и его ненависть с той поры возросла... Старик Низрон напрямик заявил Ригу, что убьет его в случае несчастья е Женевьевой и возложит на него ответственность за всякое покушение на честь девочки. Я весьма склонен видеть в преследованиях Никола Тонсара какой-нибудь отвратительный замысел со стороны Ригу, считающего, что ему здесь все дозволено.

— Он, стало быть, не боится правосудия? — спросил Блонде.

— Во-первых, он тесть местного прокурора, — ответил кюре, немного подумав. — А потом, вы и представить себе не можете, до чего доходит беспечность полиции и прокуратуры. Раз крестьяне не жгут ферм, не убивают, не отравляют и платят налоги, — пускай делают, что хотят, а поскольку крестьянам чужды какие бы то ни было религиозные принципы, здесь ужас что творится. По ту сторону Авоны немощные старики боятся остаться дома, потому что тогда их перестанут кормить; они работают в поле, пока держатся на ногах, так как прекрасно знают, что стоит им слечь — и они умрут с голоду. Мировой судья Саркюс говорит, что, если привлекать к суду всех преступников, государство разорится на судебных издержках.