Оноре Бальзак - Жизнь холостяка

Испанец, у которого не было врагов, безошибочно установил, что стал жертвой мести Жиле. Для него было ясно, что именно Макс и некоторые другие, — конечно, единственные виновники и всех ночных проделок в городе, — взгромоздили его тележку на гору, а затем, себе на потеху, разорили его; он потерял тысячу экю — почти все состояние, с трудом приобретенное испанцем со времени заключения мира. Вдохновленный мыслью о мщении, этот человек проявил такое же упорство и хитрость, как шпион, которому обещали бы хорошее вознаграждение. Незаметно рыская ночью по Иссудену, он в конце концов совершенно убедился в злокозненности «рыцарей безделья»: он видел их, всех пересчитал, подсмотрел их свидания и пирушки у Коньеты; затем как-то он был свидетелем одной из их проделок, притаившись неподалеку, и собственными глазами увидел, как они себя ведут по ночам.

Несмотря на то, что Максанс был сильно занят и постоянно разъезжал, он все же не желал пренебрегать ночными предприятиями, — прежде всего, чтобы отвлечь внимание от грандиозной тайной операции, производимой с имуществом Руже, а кроме того — чтобы всегда держать своих друзей в состоянии готовности. И вот «рыцари» условились выкинуть одну из тех шуток, о которых рассказывалось потом целые годы. Они должны были в течение ночи подбросить шарики с ядом всем сторожевым собакам в городе и в предместьях. Фарио подслушал их, когда они выходили из кабака Коньеты, заранее поздравляя друг друга с успехом своей проказы и со всеобщим трауром но поводу этого нового иродова избиения [58] Иродово избиение. — С именем иудейского царя Ирода Великого (I в. до н. э.) связана евангельская легенда об избиении по его повелению младенцев мужского пола, чтобы уничтожить родившегося Иисуса Христа. . Да и каких только страхов не вызвала бы подобная казнь, свидетельствуя о злых умыслах относительно домов, оставшихся без своих стражей?

— Пожалуй, это затмит даже историю с тележкой Фарио! — сказал Годде-сын.

Фарио не нуждался в таких словах, подтверждающих его догадки; да он уже и принял решение.

Пробыв три недели в Иссудене, Агата поняла, так же как и г-жа Ошон, насколько прав был старый скряга: нужны были годы, чтобы уничтожить приобретенное Баламуткой и Максом влияние на ее брата. Агате так и не удалось хоть сколько-нибудь войти в доверие к Жан-Жаку, с которым она никак не могла поговорить наедине. Наоборот, мадемуазель Бразье торжествовала над наследниками, вывозя Агату на прогулки в коляске и сидя рядом с ней на главном сиденье, меж тем как г-н Руже со своим племянником помещались на скамеечке напротив. Мать и сын с нетерпением ожидали ответа на секретное письмо, отправленное Дерошу. И однажды, накануне того дня, когда «рыцари безделья» собирались отравить собак, Жозеф, до смерти скучавший в Иссудене, получил два письма: первое — от знаменитого художника Шиннера, возраст которого допускал отношения более близкие, более задушевные, чем с Гро, их общим учителем, а второе письмо — от Дероша.

Вот первое письмо, с почтовым штемпелем Бомон-сюр-Уаз:

«Мой дорогой Жозеф, я закончил для графа де Серизи основную роспись замка Прэль. Для тебя я оставил обрамление и орнамент и так рекомендовал тебя и графу, и его архитектору Грендо, что тебе остается только захватить кисти и приехать. Платой будешь доволен. Я уезжаю с женой в Италию, ты можешь захватить с собой в помощники Мистигри. Этот плутишка талантлив, и я предоставляю его в твое распоряжение. Он уже резвится, как Пьеро, предвкушая развлечения в замке Прэль. Прощай, дорогой Жозеф. Если я буду в отсутствии и ничего не приготовлю к ближайшей выставке, ты меня вполне заменишь! Да, дорогой Жожо, твоя картина, я уверен, — шедевр, но шедевр, который заставит кричать о романтизме, и ты будешь чувствовать себя, как бес перед заутреней. Но в конце концов такова жизнь: как говорит шутник Мистигри, который переворачивает наизнанку или превращает в каламбур все пословицы, закон жизни в том, что все на одного! Что ты поделываешь в Иссудене? Прощай.

Вот письмо Дероша:

«Дорогой Жозеф, твой г-н Ошон кажется мне старцем преисполненным мудрости, и я весьма высоко оценил предложенные им способы — он совершенно прав. Итак, мой совет, поскольку ты о нем спрашиваешь, таков: пусть твоя матушка остается в Иссудене у г-жи Ошон, уплачивая хозяевам за свое пропитание скромную сумму, франков четыреста в год. Г-жа Бридо, по-моему, должна последовать советам г-жи Ошон. Но такая превосходная женщина, как твоя матушка, будет многого совеститься при столкновении с людьми, действующими без зазрения совести и с величайшей житейской изворотливостью. Максанс опасен: он, как видно, человек отчаянный, но на иной лад, чем Филипп. Этот малый заставил свои пороки служить его благосостоянию и развлекается только с выгодой для себя, — не то что твой брат, совершающий безумства в ущерб себе. Все, что ты мне сообщаешь, пугает меня, так как я не добьюсь ничего своим приездом в Иссуден. Г-н Ошон, скрываясь за спиной твоей матери, будет вам более полезен, чем я. Что касается тебя, то можешь вернуться в Париж: ты не годишься для такого дела, — оно требует непрерывного внимания, кропотливых наблюдений, рабской предупредительности, сдержанности в словах и скрытности в поведении, чрезвычайно противных художнику. Если вам сказали, что завещание не составлено, то, значит, оно уже давно существует, поверьте мне. Но завещания изменяются, и пока твой идиот-дядюшка жив, его, конечно, можно донять угрызениями совести и религией. Ваше богатство зависит от исхода борьбы между церковью и Баламуткой. Может наступить момент, когда эта женщина окажется бессильной по отношению к старику, а религия — всемогущей. Если твой дядюшка не передал ей ничего при жизни и не проделал никаких операций со своим имуществом, то все будет возможно в тот час, когда религия одержит верх. Поэтому непременно проси г-на Ошона внимательнейшим образом следить за имущественными делами твоего дяди. Нужно знать, заложена ли собственность, как и на чье имя помещен капитал. Нетрудно внушить старику, что завещать свое имущество чужим людям — это значит подвергать свою жизнь опасности, — так что наследник, даже и не больно хитрый, мог бы остановить расхищение в самом его начале. Но сумеет ли твоя мать, при своем незнании людей и бескорыстии, при своих религиозных представлениях, осуществить такую махинацию? Словом, я могу вам только советовать. Все, что вы сделали до сих пор, должно было внушить тревогу вашим противникам, и, быть может, они уже приняли кой-какие меры!»