Оноре Бальзак - Жизнь холостяка

— Ты ничего не скажешь о парижанах? — спросил Годде.

— О, нужно к ним присмотреться, — ответил Макс — Тем не менее я предлагаю свое прекрасное охотничье ружье, принадлежавшее императору, шедевр версальских мастерских, — оно стоит две тысячи франков, — тому, кто придумает подстроить такую штуку, чтобы парижане рассорились со стариками Ошонами и те отправили бы их восвояси или же чтоб они уехали сами; разумеется, при этом нельзя слишком затрагивать предков моих двух друзей, Баруха и Франсуа.

— Идет! Я подумаю об этом, — сказал Годде, страстно любивший охоту.

— Если изобретатель проделки не захочет ружья, то он может получить мою лошадь! — прибавил Макс.

Со времени этого ужина двадцать человек ломали головы, чтобы измыслить какие-нибудь козни против Агаты и ее сына, сообразуясь с программой. Но только сам черт или случай могли тут преуспеть, настолько предложенные условия делали это трудным.

На следующее утро Агата и Жозеф сошли вниз немного раньше второго завтрака, который подавался в десять часов. Первым завтраком называли чашку кофе и ломтик хлеба с маслом. К нему приступали в постели или только что встав. Ожидая г-жу Ошон, которая, несмотря на свои преклонные годы, с точностью выполняла весь церемониал, с каким герцогини времен Людовика XV совершали свой туалет, Жозеф увидел на противоположной стороне улицы неподвижную фигуру Жан-Жака Руже, стоявшего у входа в дом; естественно, что он показал его матери, — и г-жа Бридо не узнала своего брата, настолько он изменился с тех пор, как она с ним рассталась.

— Это ваш брат, — сказала Адольфина, которая вошла в комнату, ведя под руку бабушку.

— Какой кретин! — вскричал Жозеф.

Агата, всплеснув руками, возвела глаза к небу.

— Боже мой, до какого состояния его довели! И это человек пятидесяти семи лет!

Она стала внимательно разглядывать брата и увидела за спиной старика Флору Бразье с непокрытой головой; сквозь легкую газовую косынку, отделанную кружевами, виднелись ее белая, как снег, шея и ослепительная грудь. Флора, затянутая в корсет, разодетая, словно богатая куртизанка, была в платье из гренадина — шелковой материи, модной в те времена; рукава топорщились у плеч буфами, на запястьях блестели великолепные браслеты, по корсажу струилась золотая цепь; Баламутка принесла Жан-Жаку его черную шелковую шапочку, чтобы он не простудился, — сцена явно рассчитанная.

— Вот замечательная женщина! — вскричал Жозеф. — Редкостная натура для живописца! Да она просто создана для того, чтобы писать ее красками! Какое тело! О, какие прекрасные тона! Какие очертания, какие округлости, а плечи! Это великолепная кариатида! Вот была бы чудесная модель для «Венеры» Тициана.

Адольфине и г-же Ошон показалось, что перед ними говорят по-гречески, но Агата, стоявшая позади сына, сделала им знак, как бы желая сказать, что она привыкла к такому наречию.

— Вы находите прекрасной девку, которая отнимает у вас состояние? — спросила г-жа Ошон.

— Это не мешает ей быть прекрасной моделью! В меру полная, так что бедра и все формы не испорчены...

— Мой друг, ты не в своей мастерской, — сказала Агата, — и здесь Адольфина...

— Ах, правда, прошу прощения! Но с самого Парижа за всю дорогу я видел только уродин...

— Однако, дорогая крестная, — сказала Агата, — как же мне увидеться с братом?.. Ведь если в доме у него эта тварь...

— Ба! — сказал Жозеф. — Я сам пойду навестить его! Я больше не считаю его таким уж кретином, поскольку у него оказалось достаточно ума, чтобы наслаждаться лицезрением тициановской Венеры.

— Если бы он не был слабоумным, — сказал подошедший г-н Ошон, — то преспокойно женился бы, имел детей и у вас не было бы шансов получить наследство. Нет худа без добра.

— У вашего сына хорошая мысль, — сказала г-жа Ошон. — Пусть он первый навестит своего дядю и даст ему понять, что если вы сами пойдете к нему, то он должен быть один.

— Чтобы задеть мадемуазель Бразье? — спросил г-н Ошон, — Нет, нет, сударыня, примиритесь с неприятной необходимостью. Если все наследство не про вас, то, по крайней мере, постарайтесь, чтобы вам досталось хоть кое-что по завещанию...

Ошоны были бессильны бороться с Максансом Жиле. За завтраком Куский принес от своего хозяина, г-на Руже, письмо, адресованное его сестре, г-же Бридо. Вот это письмо, прочесть которое г-жа Ошон попросила своего мужа.

«Дорогая сестра!

Я узнал от посторонних о Вашем приезде в Иссуден. Догадываюсь, по каким причинам Вы предпочли гостеприимство г-на Ошона моему; но если Вы захотите меня видеть, то будете приняты как подобает. Я сам первый явился бы к Вам, если бы состояние здоровья не вынуждало меня в настоящее время оставаться дома. Позвольте по этому случаю выразить мое искреннее сожаление. Я буду в высшей степени рад увидеть моего племянника; приглашаю его сегодня ко мне отобедать, так как молодые люди менее требовательны в смысле общества, чем женщины. В свою очередь, он доставит мне удовольствие, придя ко мне в сопровождении г. г. Баруха и Франсуа Ошона.