Когда в 510 году до новой эры в результате военных действий Сибарис был полностью разрушен его соперником Кротоном, положение Пестума ухудшилось, но все же му удалось пережить родительский город более чем на тысячу лет. Пестум проявлял лояльность Риму, в то время как многие другие города Великой Греции поддержали Ганнибала. В тяжелые моменты войны Пестум даже снял золотые сосуды со своих алтарей и отослал их в Рим в качестве контрибуции на военные нужды. Однако упоминания о нем встречаются все реже. Виной тому, должно быть, неудачи в публичных делах, заросшие водорослями гавани и распространение малярийных комаров. Жизнь в городе стала затухать, как и в других городах в этот исторический период. В последнем упоминании времен Средневековья говорится о жалкой горстке христиан, ослабевших от малярии. Они собрались вокруг своего собора в тени огромных дорических храмов, где смотрела на них сверху при зажженных свечах Мадонна с гранатом. Главное божество Пестума обратилось в новую веру, но атрибуты остались прежними: младенец и гранат. Когда сарацины и москиты сделали жизнь невозможной, люди решили оставить город. Они забрали с собой Мадонну и основали маленький город на горных склонах, неподалеку от Пестума. Город получил имя Капаччо. Когда в XI веке Роберт Гвискар приехал в Пестум, он увидел опустевший город. Гвискар забрал из него столько мраморных колонн, сколько ему понадобилось. Некоторые из них я видел в атриуме собора в Салерно и других церквях региона.
Итак, Пестум исчез. С XI по XVIII век о нем ничего не было слышно. Город обступили леса и болота, бывшие, как предполагали, причиной малярии. К тому же район пользовался нехорошей славой: здесь орудовали банды, хотя трудно поверить в то, что пусть и пышная итальянская растительность совершенно скрыла храмы, факт остается фактом: вплоть до XVIII века их никто не видел, пока во время царствования Карла III на них не наткнулись изумленные дорожные рабочие.
И все же появляться там было опасно. В течение столетия лишь несколько путешественников отважились туда заглянуть, да и то старались это сделать до наступления темноты. Первым английским путешественником среди таких смельчаков был Суинберн. Он побывал там в конце XVIII века, а руины осматривал Уильям Уилкинс. Этот архитектор построил несколько колледжей в Кембридже и Национальную галерею в Лондоне. В 1807 году Уилкинс описал свои впечатления в книге «Великая Греция». Туристы, приезжавшие в Неаполь в XIX веке, довольствовались посещением Помпей и Геркуланума. Лишь несколько человек презрели комфорт и, пренебрегая опасностью, нанесли визит в Пестум. Среди них был Шелли. Его восхитил вид отдаленных голубых гор, видневшихся за дорическими колоннами. Позднее, когда появилась железная дорога, станционному смотрителю и носильщику было предписано носить маски и перчатки в качестве защиты от комаров. Огастес Хэйр, заметив это, сказал, что, по его мнению, находиться там было равносильно смертному приговору.
Мне не показалось, что храмы выглядят печально или мрачно и что они оплакивают прошлое величие, как высказывались некоторые путешественники. Напротив, мне они показались жизнерадостными и яркими. Я с удовольствием смотрел на ящериц, сидевших на коричневых камнях, на бабочек, порхавших с цветка на цветок, а иногда залетавших в просторные нефы храмов. Я думал, что если где-то здесь и водятся привидения, то это, должно быть, девушки, разбрасывающие цветы, или женщины, молящие царицу богов за своих детей.
Удивительно, как быстро летняя земля впитала в себя прошедший ливень, лужи, в которых так красиво отражались колонны и архитравы, съежились и исчезли, а камни мгновенно нагрелись. Двое мужчин подошли к маленькому участку с пшеницей, росшей у входа в храм Нептуна. Они начали жать ее серпами. Золотые стебли сгибались и падали с ритмичным шорохом. К шороху присоединялось жужжание насекомых. Это были единственные звуки в Пестуме. Я пошел к жнецам и спросил их о Капаччо, городе, который появился после того, как жители покинули Пестум. Один мужчина указал серпом на соседний холм. Сказал, что он там родился. Я поинтересовался тамошними достопримечательностями. Он ответил, что смотреть там не на что и дорога туда крутая. Тем не менее я решил пойти.
Поначалу дорога была хорошей, но по мере подъема сделалась трудной, запетляла. Наконец я вышел на террасу, на которой стояла большая старая церковь. На заднем плане столпились дома без признаков жизни. Через восемь столетий жители спустились в долину и начали продавать туристам почтовые открытки, кинопленки и керамику. Для меня это стало первым намеком на тенденцию, ставшую нынче распространенным явлением для юга Италии: переселение с гор в долину.
Читать дальше