Генри Мортон - Рим. Прогулки по Вечному городу

В возрасте тридцати лет Риенцо был отправлен с миссией в Авиньон, поздравить папу Климента VI с избранием и попросить его от имени содержателей гостиниц, которые составляли теперь большую часть римского населения, вернуться в Рим. Папе так понравился красноречивый посланец, что он задержал его при себе на год. По возвращении в Рим Риенцо ясно увидел свой путь. Он безгранично верил в свою звезду. Знать смеялась над ним. Стало принято приглашать его на обед, чтобы послушать его забавные проповеди и угрозы. Но все это время он тайно собирал граждан Рима, призывая их не жалеть сил для того дня, когда власть знати будет свергнута и придет Вuono Stato, как он это называл, — «доброе государство», в котором будут править закон, порядок и мир. Он смотрел даже дальше, предвидя объединенную Италию — эта мечта осуществилась лишь в 1870 году.

Риенцо был прирожденный пропагандист. Так, например, он подговорил художников ночью украсить стены Рима аллегорическими изображениями Веры и Надежды, осиротевшего, плачущего города, разгневанных апостолов, а также новым политическим символом — изображением тонущего корабля. Утром Рим проснется, думал он, увидит эти рисунки и проникнется мечтой о грядущей революции. После двух лет подготовки Риенцо предпринял свой «поход на Рим».

Утром 20 мая 1347 года капитолийский колокол пробил stormo [24] Битва, штурм (ит.). и сбежались жители. Риенцо и его сподвижники провели ночь в соседней церкви и теперь вышли к народу. Риенцо был в доспехах, с непокрытой головой, впереди его отряда несли знамена Свободы и Справедливости. Он хорошо выбрал момент: Колонны и других представителей знати не было в Риме. Поддерживаемый народным энтузиазмом, его голос победоносно звенел, провозглашая законы «доброго государства»: убийцы должны быть казнены; все юридические дела рассмотрены в течение пятнадцати дней; ни один дом не может быть разрушен без разрешения властей; каждый район Рима должен иметь свою гвардию; у берега надо постоянно держать корабль для охраны торгующих купцов; мосты, замки, крепости — все это не баронам, а народу; дороги будут безопасными, потому что всех грабителей переловят; и еще много-много столь же прекрасных правил. Единогласно Риенцо получил верховную власть и титул трибуна и освободителя Римской республики.

Те, кто помнит марш Муссолини по Риму и последующие годы, подтвердят, что ничто не произвело на население столь сильного впечатления, как то, что он заставил поезда ходить строго по расписанию и распорядился позаботиться о чистоте улиц. Реформы Риенцо примерно так же подействовали на современников. Менее чем через месяц он написал удивленному понтифику, что дороги безопасны, что в Риме наконец можно спокойно жить. Современник сообщает, что «леса возвеселились, потому что в них не стало больше грабителей. Волы начали пахать. Пилигримы вновь потянулись к святыням, купцы ездят туда-сюда по своим торговым делам. Горе и ужас тиранам, а добрым людям, освобожденным от бремени рабства, — радость». Старому Стефану Колонна, который, прослышав о победе Риенцо, помчался было обратно в Рим, угрожая «выбросить этого дурака из окна Капитолия», пришлось уносить ноги, а знать, которая прежде потешалась над Риенцо, была вынуждена присягнуть ему на верность.

Так началось это царствование, продлившееся семь месяцев. Риенцо проявил себя блестящим сенатором, но никуда не годным цезарем. Как и его последователя, поставившего местные нужды выше мировых проблем, его сгубили собственные капризы и причуды.

Его тщеславие и склонность к театральным эффектам были огромны. Он скакал по Риму, одетый в желтые и зеленые шелка, подбитые горностаем, сжимая в руке стальной скипетр с навершием в виде позолоченного серебряного яблока с заключенным в нем фрагментом Святого Креста. Однажды он решил посвятить себя в рыцари.

В баптистерии Латерана есть базальтовая купель, в которой, как ошибочно считается, был крещен Константин Великий. Риенцо провел ночь в баптистерии и совершил очистительное омовение в купели. Наутро толпа увидела, как он прогуливается по балкону Латеранского дворца, облаченный в пурпур, с золотыми рыцарскими шпорами на ногах. Протрубили трубы, и он обратился к толпе с балкона. Воображение может перенести нас и на шесть веков вперед, на балкон палаццо Венеция. Это был уже не голос градоначальника — то был глас императора. Когда Риенцо обратился к папе, призывая его вернуться в Рим, пугливые протесты папского викария потерялись в барабанной дроби. Он заявил свое право избирать германского императора — право, как он сказал, принадлежащее народу Рима. Он повелел всем, кто с ним не согласен, предстать перед ним и изложить причины своего несогласия под страхом навлечь на себя высочайшее неудовольствие. Ночью был большой пир. Из ноздрей лошади Марка Аврелия били фонтаны вина.