Выборы 1830 года укрепили положение наследников, которые, стараниями Дезире Миноре и Гупиля, образовали в Немуре комитет, добившийся, чтобы от Фонтенбло был выдвинут кандидат-либерал. Массен имел огромное влияние на сельских выборщиков. Выборщиками были и пять арендаторов почтмейстера. Более одиннадцати голосов доставил либералам Дионис. Кремьер, Массен, почтмейстер и их сторонники так часто собирались у нотариуса, что вскоре это вошло у них в привычку, и к тому времени, когда доктор возвратился в Немур, гостиная Диониса сделалась штаб-квартирой наследников. Мировой судья и мэр, объединившиеся в борьбе с немурскими либералами и потерпевшие поражение, несмотря на поддержку владельцев соседних замков, сдружились, сплоченные общей неудачей. О результатах этой борьбы, в ходе которой впервые обнаружилось существование в Немуре двух партий и стала очевидна сила наследников, доктор узнал от Бонграна и аббата Шапрона. Тем временем Карл X отбыл из Рамбуйе в Шербур. Дезире Миноре, разделявший взгляды парижского адвокатского сословия, выписал из Немура пятнадцать своих приятелей во главе с Гупилем; почтмейстер дал им лошадей, и они прибыли к Дезире в ночь на 28 июля. Вместе с этим отрядом Гупиль и Дезире участвовали в захвате Ратуши. Дезире Миноре получил орден Почетного легиона и был назначен помощником королевского прокурора в Фонтенбло. Гупиль получил крест. Дионис был избран мэром вместо сьера Левро, а в муниципальный совет вошли Миноре-Левро, ставший помощником мэра, Массен, Кремьер и все прочие завсегдатаи гостиной Диониса. Бонгран сохранил свое место лишь благодаря заступничеству сына, назначенного королевским прокурором в Мелен и всерьез подумывавшего о женитьбе на мадемуазель Левро. Узнав, что трехпроцентная рента идет по сорок пять франков, доктор отправился в Париж и обратил пятьсот сорок тысяч франков в ценные бумаги на предъявителя. Оставшиеся двести семьдесят тысяч франков он также вложил в казну, но уже на свое имя, получив таким образом верных пятнадцать тысяч франков ренты. Таким же образом он распорядился капиталом, который завещал Урсуле старый Жорди, и процентами, накопившимися за девять лет и составившими восемь тысяч франков, что вместе с небольшой суммой, которую он добавил от себя для ровного счета, обеспечило его воспитаннице одну тысячу четыреста франков ренты. Последовав совету хозяина, тетушка Буживаль также приобрела на все свои сбережения, исчислявшиеся пятью тысячами и несколькими сотнями франков, ценные бумаги с тем, чтобы получить триста пятьдесят франков ренты. Эти мудрые меры предосторожности, явившиеся результатом обстоятельных бесед между доктором и мировым судьей, были приняты в самой глубокой тайне, чему способствовали политические смуты. Когда жизнь в стране вернулась в привычное русло, доктор приобрел соседний домик и, сломав его, равно как и стену, отделявшую новоприобретенный участок от его собственного, построил каретный сарай и конюшню. Употребить капитал, приносящий тысячу франков ренты, на хозяйственные постройки было, по мнению всех наследников, чистым безумием. Мнимое это безумие ознаменовало новую эру в жизни доктора: воспользовавшись тем, что лошади и экипажи продавались тогда за бесценок, он купил в Париже трех великолепных лошадей и коляску.
Когда дождливым утром в начале ноября 1830 года старик впервые подъехал к церкви в коляске и, выйдя из нее первым, помог выйти Урсуле, все жители Немура сбежались на площадь, как для того, чтобы рассмотреть экипаж доктора и расспросить его кучера, так и для того, чтобы позлословить по адресу его воспитанницы, чьим безмерным тщеславием Массен, Кремьер, почтмейстер и их супруги объясняли причуды дядюшки.
— Гляди-ка Массен! Карета! — заорал Гупиль. — Ну что, наследство скачет к вам во весь опор?
— Тебе, должно быть, положили хорошее жалованье, Кабироль? — спросил почтмейстер у сына одного из своих кондукторов, оставшегося подле лошадей. — Надо думать, немного эти лошади сносят подков у восьмидесятичетырехлетнего старика. Во сколько же они обошлись?
— В четыре тысячи франков. Коляска, хоть и куплена по случаю, стоила две тысячи, но она очень хороша, с патентованными колесами.
— Как вы сказали, Кабироль? — переспросила госпожа Кремьер.
— Он сказал, что колеса с тентами, — ответил Гупиль. — Это выдумали англичане. Видите: красиво, ловко пригнано, ни за что не цепляется и нет этого отвратительного железного штыря, вылезающего за ось.
Читать дальше