Оноре Бальзак - Урсула Мируэ

После этой реплики, исполненной достоинства и в тоже время весьма ехидной, наступила тишина; никто не хотел нарушить молчания, которое становилось тягостным, но тут в дверь постучали.

— Вот и наш дорогой кюре, — сказала старая дама и поднялась навстречу аббату Шапрону, оказывая ему честь, которой не удостоились ни Урсула, ни доктор.

Старик с улыбкой смотрел то на свою воспитанницу, то на Савиньена. Человек неумный стал бы сетовать и обижаться на обращение госпожи де Портандюэр, Миноре же с его жизненным опытом без труда обошел этот риф: он принялся обсуждать с виконтом опасность, грозящую Карлу X в связи с назначением Полиньяка главой правительства [159] ...опасность, грозящую Карлу X в связи с назначением Полиньяка главой правительства. — Полиньяк Жюль Огюст Арман Мари де (1780—1847) — в 1829 г. премъер-министр Карла X, крайне непопулярный в народе; его реакционная политика привела к падению Бурбонов в июле 1830 г. Официально Полиньяк был назначен премьер-министром 17 ноября 1829 г., но король поручил ему вести дела уже 27 июля. . Выждав достаточно, чтобы разговор о деньгах не показался местью, доктор как бы между прочим показал старой дворянке бумаги — иск кредиторов и их расписки, подтверждающие расчеты его нотариуса.

— У моего сына нет возражений? — спросила госпожа де Портандюэр, взглянув на Савиньена; тот кивнул. — В таком случае пусть этим займется Дионис, — продолжала она, отодвигая бумаги с презрением, какого, по ее мнению, заслуживали деньги.

Унижать Богатство, по мысли госпожи де Портандюэр, значило возвышать Дворянство и сбивать спесь с Буржуазии. Несколько мгновений спустя на пороге показался Гупиль; он явился по поручению своего патрона за счетами.

— Зачем это? — спросила старая дама.

— Чтобы составить долговое обязательство; тут ведь не было передачи наличных из рук в руки, — отвечал старший клерк, нагло поглядывая по сторонам.

Урсула и Савиньен, впервые в жизни обменявшиеся взглядами с этим отвратительным существом, вздрогнули, словно при виде жабы, и в душу обоих закралось мрачное предчувствие. В языке человеческом нет названия этому смутному, неизъяснимому видению будущего, рождаемому, вероятно, деятельностью внутреннего существа, о котором рассказывал доктору Миноре последователь Сведенборга. Догадываясь, что эта ядовитая гадина сыграет в их жизни роковую роль, Урсула ужаснулась при появлении Гупиля, но вскоре, поняв, что Савиньен разделяет ее чувства, успокоилась и даже ощутила невыразимую радость.

— Этого клерка господина Диониса не назовешь красавцем! — сказал Савиньен, когда за Гупилем закрылась дверь.

— Разве нам есть дело до того, красивы эти люди или безобразны? — промолвила госпожа де Портандюэр.

— Что он безобразен — не его вина, — сказал кюре, — хуже, что он безмерно зол и способен на любую подлость.

Как ни старался доктор быть любезным, вскоре он сделался чопорен и холоден. Юным влюбленным было не по себе. Если бы не добродушие аббата Шапрона, чья кроткая веселость оживляла обед, положение доктора и его воспитанницы сделалось бы невыносимым. За десертом, видя бледность Урсулы, старик сказал ей: «Если тебе нехорошо, дитя мое, мы можем тотчас вернуться домой».

— Что с вами, милочка? — спросила старая дворянка.

— Увы, сударыня, — сурово отвечал доктор, — она привыкла к улыбкам, и душа ее зябнет.

— Совершенно неправильное воспитание, господин доктор, — сказала госпожа де Портандюэр. — Не так ли, господин кюре?

— Да, сударыня, — ответил Миноре, взглянув на священника, который не нашелся, что сказать. — Я признаю, что дал этому ангельскому созданию такое воспитание, что жизнь в свете убила бы ее, но я не умру, пока не огражу ее от холодности, равнодушия и ненависти.

— Крестный!.. Умоляю вас!.. перестаньте. Мне здесь очень хорошо, — вскрикнула Урсула, не отводя глаз от госпожи де Портандюэр; последние слова девушки прозвучали бы слишком многозначительно, произнеси она их, глядя на Савиньена.

— Не знаю, сударыня, хорошо ли у нас мадемуазель Урсуле, — сказал Савиньен, — но меня вы мучаете.

Услышав слова великодушного юноши, Урсула побледнела и попросила госпожу де Портандюэр извинить ее; она поднялась, оперлась на руку своего опекуна, попрощалась, вышла из дома Портандюэров, пересекла улицу, вбежала в гостиную и, уронив голову на крышку фортепьяно, разрыдалась.

— Почему ты не хочешь поверить моему стариковскому опыту, жесткосердое дитя?.. — в отчаянии воскликнул доктор. — Дворяне никогда не согласятся считать себя обязанными нам, простым буржуа. Они уверены, что оказывать им услуги — наш долг. К тому же старая дама заметила, что ты нравишься Савиньену и испугалась, как бы он тебя не полюбил.