Оноре Бальзак - Проклятое дитя

Приехав в Париж, герцог отомстил за смерть своего сына Максимильяна, убив его соперника, и присмотрел для Этьена невесту, да еще такую завидную, что и сам не ожидал: наследницу всех владений одной из ветвей дома Гранлье, высокую надменную красавицу, которую соблазнила перспектива носить после смерти свекра титул герцогини д'Эрувиль. Герцог надеялся, что он уговорит сына жениться на девице де Гранлье. Узнав, что Этьен влюбился в Габриеллу, он решил не уговаривать, а заставить сына. В замене одной невесты другой герцог не видел ничего особенного. Этот грубый политик очень грубо понимал любовь. Возле него умирала мать Этьена, он не услышал, не понял ни единого ее стона. Герцог, пожалуй, никогда еще так не гневался, как в тот час, когда гонец привез ему послание, в котором барон д'Артаньон сообщал, что планы лекаря Бовулуара, несомненно, питающего самые честолюбивые намерения, осуществляются с неимоверной быстротой. Тотчас же герцог приказал снарядиться в дорогу и повез из Парижа в Руан, а оттуда в свой замок графиню де Гранлье, ее сестру маркизу де Нуармутье и девицу де Гранлье, якобы желая показать им Нормандию. За несколько дней до его приезда неизвестно кто и каким образом распространил слух о романе Этьена, и повсюду, от Эрувиля до Руана, только и было разговоров, что о страстной любви герцога де Ниврона к Габриелле Бовулуар, дочери знаменитого костоправа. В Руане рассказали об этом и старому герцогу как раз за обедом, устроенным в его честь: гости обрадовались случаю подпустить шпильку деспоту, тиранившему всю Нормандию. Известие это разъярило его до последней степени. Он приказал написать барону, чтобы тот держал в строжайшей тайне предстоящий вскоре приезд герцога в замок. Затем старик отдал некоторые распоряжения, чтобы предотвратить неравный брак, почитая его величайшим несчастьем.

А в это время Этьен и Габриелла блуждали по огромному лабиринту любви и, размотав весь клубок путеводной нити, нисколько не стремились выбраться на волю, мечтая всегда жить в своей темнице. Однажды они сидели у окна, в том покое, где совершилось столько событий. Они провели вместе несколько часов, тихая беседа сменилась задумчивым молчанием. В них уже поднималось безотчетное стремление к полному обладанию, они уже поверяли друг другу свои неясные мысли об этом, отражавшие прелестное неведение двух чистых душ. В эти еще безмятежные часы глаза Этьена не раз наполнялись умиленными слезами, и он молча приникал поцелуем к руке Габриеллы. Так же как умершая его мать, но более счастливый в любви, чем она, проклятый сын смотрел на море, золотое у берега, черное на горизонте, вспыхивавшее там и сям серебряными гребнями волн, предвещавших бурю. Габриелла, подобно своему любимому, в молчании созерцала эту картину. Чтобы сообщить друг другу свои мысли, для них достаточно было обменяться взглядом, идущим от сердца к сердцу. Последний шаг к сближению не был бы для Габриеллы жертвой, а у Этьена требованием. Они полюбили друг друга навеки, любовью чудесной, всегда неизменной, не искавшей самозабвенных жертв, не боявшейся ни разочарования, ни долгого ожидания. Но оба они совсем не ведали, что означает их томление. Когда угасли слабые отсветы заката и сумерки спустили над морем свою завесу, когда тишину уже нарушал только мерный шорох волн, набегавших на берег, Этьен встал, и вслед за ним поднялась Габриелла, движимая каким-то смутным страхом, ибо он выпустил ее ручку из своей руки. Этьен ласково притянул ее к себе; Габриелла, угадывая его желание, слегка прижалась к нему, чтобы он почувствовал, что она принадлежит ему, но не утомился от тяжести ее тела. Он положил закружившуюся голову ей на плечо, прильнул губами к бурно вздымавшейся груди; густые его кудри упали на белую спинку Габриеллы, щекотали ей шею; с простодушной заботой о любимом девушка склонила голову, чтобы Этьену было удобнее, и, ища себе опоры, обвила рукой его шею. Не проронив ни слова, стояли они так, пока совсем не стемнело. Запели в своих норках сверчки, и влюбленные слушали эту музыку, словно хотели заворожить ею все свои чувства. В эту минуту их можно было сравнить с ангелом, который стоит на земле, ожидая того мгновения, когда он вновь улетит на небо. Они осуществили прекрасную мечту Платона, мистического гения, и всех, кто ищет смысла в жизни человеческой; они слились душой воедино, они поистине были таинственной жемчужиной, достойной украшать чело какого-нибудь неведомого светила, воплощенной грезой каждого из нас.