Оноре Бальзак - Мелкие буржуа

«Срок, во время которого можно было добиваться надбавки на продажную цену дома, прошел, — думал Теодоз, направляясь к Дютоку, чтобы попросить того вызвать Серизе. — Не попробовать ли мне освободиться от моей пиявки?»

— Вам придется потолковать об этом деле на дому у Серизе; ведь Клапарон скрывается у него, — ответил Дюток.

Вот почему Теодоз отправился между семью и восемью часами в логово банкира бедняков; письмоводитель еще утром предупредил того о предстоящем визите человека, на которого оба они сделали ставку.

Серизе принял ла Перада в отвратительной кухне, где приготовлялось дьявольское варево из человеческих невзгод и страданий; расхаживая по комнате, как два хищника в клетке, приятели вели такую беседу:

— Ты принес пятнадцать тысяч франков?

— Нет, но они уже у меня дома.

— А почему не в кармане? — язвительно спросил Серизе.

— Сейчас узнаешь, — ответил адвокат, успевший по пути с улицы Сен-Доминик на улицу Эстрапад принять решение.

Провансальца, которого компаньоны поджаривали на медленном огне, осенила спасительная мысль; она словно возникла в отблесках пламени. Опасность порою рождает озарения. Адвокат верил в силу откровенности, зная, что она не оставляет равнодушным никого, даже плута. Человек почти всегда проникается уважением к своему противнику, если тот, участвуя в дуэли, обнажает себя до пояса.

— Отлично! — сказал Серизе. — Начинаются обычные фокусы...

Он пробормотал эту фразу себе под нос, отчего она прозвучала еще более грозно.

— Ты создал мне великолепное положение, и я этого никогда не забуду, друг мой, — продолжал Теодоз прочувствованным голосом.

— Что-то ты сегодня больно учтив! — проворчал Серизе.

— Послушай, надеюсь, ты не сомневаешься в искренности моих намерений?

— Напротив, весьма сомневаюсь! — ответил ростовщик.

— Быть того не может.

— Я вижу, ты не хочешь выпустить из рук пятнадцать тысяч...

Теодоз пожал плечами и пристально посмотрел на Серизе, который, дивясь поведению своего подопечного, хранил молчание.

— Если бы ты был в моей шкуре и постоянно жил под наведенным на тебя дулом ружья, разве тебе не хотелось бы покончить с таким положением?.. Слушай внимательно. Ты занимаешься рискованным промыслом, и тебе небесполезно заручиться надежной поддержкой в судебном мире Парижа... Шествуя по своей стезе, я рассчитываю года через три стать помощником королевского прокурора или адвокатом королевского суда... Сегодня я предлагаю самую преданную дружбу, она тебе безусловно пригодится, а позднее я обещаю добиться для тебя выгодной должности. Вот мои условия...

— Ты еще ставишь условия! — крикнул Серизе.

— Через десять минут я принесу тебе двадцать пять тысяч франков, а ты возвратишь мне векселя...

— А Дюток? А Клапарон? — вырвалось у Серизе.

— Что тебе до них?.. — шепнул Теодоз на ухо своему дружку.

— Мило! — протянул Серизе. — И ты предлагаешь мне этот жульнический трюк, чтобы заодно прикарманить пятнадцать тысяч франков, которые тебе не принадлежат!..

— Ведь я прибавляю к ним еще десять тысяч... К тому же мы отлично знаем друг друга...

— Если ты смог вытянуть десять тысяч франков у своих буржуа, — быстро сказал Серизе, — тебе никто не мешает потребовать у них двадцать... За тридцать тысяч я согласен вступить с тобою в сговор... Откровенность за откровенность.

— Ты требуешь невозможного! — воскликнул Теодоз. — Кстати, если бы ты имел дело не со мной, а, скажем, с Клапароном, то твои пятнадцать тысяч франков приказали бы долго жить; ведь дом-то уже принадлежит Тюилье...

— Пойду скажу ему об этом, — ответил Серизе, направляясь в комнату, которую Клапарон покинул за десять минут до прихода Теодоза, нарядившись в женское платье.

Противники, как понимает читатель, говорили вполголоса, и если у Теодоза порою вырывалось громкое восклицание, Серизе жестом давал понять адвокату, что Клапарон может их услышать. Минут пять Теодоз напряженно прислушивался к бормотанию двух мужских голосов, испытывая жестокую тревогу: ведь ставкой в игре была его жизнь. Наконец Серизе спустился и подошел к своему компаньону; на устах его играла улыбка, глаза светились адским коварством, на лице была написана радость, которая могла испугать самого Люцифера.

— Не понимаю, что произошло! — проговорил он, пожимая плечами. — Но, оказывается, Клапарон — стреляный воробей, недаром он имел дело с крупными банкирами. Не успел я передать ему твои слова, как он расхохотался и сказал: «Я этого ожидал!..» И тебе придется завтра принести мне двадцать пять тысяч франков, о которых ты говорил, дружок, причем векселя останутся у меня.