Уильям Теккерей - Базар житейской суеты. Часть 4

Родонъ Кроли въ жизнь свою не читалъ ничего кромѣ «Календаря лошадиныхъ скачекъ», его воспоминанія ограничились главнѣйшимъ образомъ розгами, которыя получалъ онъ въ Итонскомъ Коллегіумѣ. При всемъ томъ, честный полковникъ, какъ и всѣ англійскіе джентльмены, питалъ благоговѣйное уваженіе къ классическому образованію, и радовался душевно, что сынъ его, обезпеченный въ средствахъ къ существованію, сдѣлается современемъ быть-можетъ ученымъ человѣкомъ. И хотя юный Родонъ, единственный его другъ и собесѣдникъ, былъ съ нимъ соединенъ тысячью нѣжнѣйшихъ узъ, неизвѣстныхъ для мистриссъ Бекки, совершенно равнодушной къ сыну, однакожь, тѣмъ не менѣе, полковникъ тотчасъ же согласился на разлуку съ мальчикомъ, имѣя въ виду его будущее счастье. Но прежде, чѣмъ разлука наступила, Родонъ еще не зналъ и самъ, какъ сильно онъ былъ привязанъ къ этому малюткѣ. Грусть и тоска овладѣли бѣднымъ отцомъ, и съ отъѣздомъ сына онъ почувствовалъ себя гораздо печальнѣе, чѣмъ самъ юный Родонъ, который съ радостью вступалъ на новую каррьеру, надѣясь найдти для себя веселое развлеченіе между многочисленными сверстниками. Два или три раза Бекки принималась хохотать, когда полковникъ простодушно и безсвязно выражалъ свою грусть при отъѣздѣ сына. Осиротѣлый отецъ глубоко почувствовалъ, что теперь отняли у него единственное сокровище въ мірѣ. Часто и тоскливо смотрѣлъ онъ на маленькую постель въ уборной, гдѣ спалъ другъ его, Родя. Отсутствіе его становилось особенно замѣтнымъ по утрамъ, когда полковникъ выходилъ гулять безъ него по парку. Онъ не подозрѣвалъ своего совершеннаго одиночества на бѣломъ свѣтѣ, прежде чѣмъ не отправили въ школу его сына. Полковникъ искренно привязался къ тѣмъ особамъ, которыя любили и ласкали его Родю. Часто ходилъ онъ къ леди Дженни, и сидѣлъ съ нею по цѣлымъ часамъ, разговаривая о нравственности, умѣ, живости характера и о множествѣ другихъ превосходныхъ свойствъ, замѣчаемыхъ въ юномъ Родонѣ.

Леди Дженни и маленькая дочь ея, въ самомъ дѣлѣ, чрезвычайно любили маленькаго Родю, и проливали искреннія слезы при отправленіи его въ школу. Родонъ-старшій сердечно благодарилъ и мать, и дочь, за это нѣжное вниманіе. Лучшія и благороднѣйшія чувства мужчины свободно исходили изъ его отцовской груди, встрѣчая симпатію женщинъ. Леди Дженни начала душевно уважать своего добраго родственника за всѣ эти чувства, которыхъ онъ не смѣлъ обнаружить передъ собственной женой. Невѣстки между-тѣмъ старались встрѣчаться какъ-можно рѣже. Бекки почти открыто смѣялась надъ добродушіемъ леди Дженни, которая въ свою очередь не могла равнодушно смотрѣть на заносчивыя выходки супруги добраго полковника.

Такимъ-образомъ, Родонъ Кроли уже начиналъ чуждаться своей жены, даже болѣе, чѣмъ сколько самъ могъ замѣтить сначала. Это, однакожь, нисколько не тревожило мистриссъ Бекки. Ей нечего было терять въ своемъ мужѣ, потому-что онъ, какъ смиренный и безотвѣтный невольникъ, былъ ей только нуженъ для посылокъ. Пусть онъ груститъ, ворчитъ, хмурится или смѣется: Ребекка ничего не замѣчала, и не хотѣла замѣчать. Да и до того ли ей было? надлежало ей подумать о своемъ положеніи, о перспективѣ блистательныхъ удовольствій, потому-что, какъ всякій видитъ, мистриссъ Кроли должна занять высокое мѣсто въ джентльменскомъ кругу.

Честная Бриггсъ куптла для Роди маленькую скрипку, передъ его отправленіемъ въ школу. Горничная Молли расплакалась въ сѣняхъ, когда провожала малютку; ей было жаль его, несмотря на то, что господа уже давнымъ-давно не платили жалованья этой доброй и вѣрной служанкѣ. Мистриссъ Бекки не позволила мужу взять свою коляску для отправленія Роди. «Кчему это брать лошадей въ Сити? сказала она, — слыханое ли дѣло. Пусть наймутъ извощика.» Она и не поцаловала сына передъ отъѣздомъ. Малютка тоже не обнаружилъ особеннаго желанія броситься въ материнскія объятія, но онъ охотно поцаловалъ старушку Бриггсъ, робкую въ изліяніи сердечныхъ ощущеній, и утѣшилъ ее обѣщаніемъ пріѣзжать домой каждую субботу. Когда извощичій кабріолетъ потащился въ Сити, великолѣпная коляска мистриссъ Бекки помчалась къ Парку. И когда отецъ и сынъ входили въ старинныя ворота благотворительнаго имститута, мистриссъ Родонъ весело разговаривала и смѣялась, окруженная десятками молодыхъ львовъ и денди. Послѣ окончательной разлуки съ сыномъ, Родонъ-старшій вышелъ изъ школы съ разтерзанной душой и убитымъ сердцемъ — чего еще никогда не случалось съ нимъ съ той поры, какъ онъ самъ оставилъ дѣтскую колыбель.