Иван Панаев - АКТЕОН

- Прополощи-ка, брат, рот травничком… - перебил Андрей Петрович.

Семен Никифорыч налил травнику и, обратись к Петру Александрычу, сказал:

- За здоровье но… но…о…овоприезжих! - и выпил залпом.

- По-военному, дружище, по-военному! - вскрикнул Андрей Петрович, - а мы, гражданские, любим посмаковать прежде…

Выпив травничку, Семен Никифорыч вышел в залу, набил методически, с ученым видам знатока, свою трубку и сел возле Петра Александрыча.

Он посмотрел на него и, пустив дым из носа, сказал:

- Вы табак не ку…у…у…рите-с?

- Нет, я курю сигарки.

- Э-ге! это все немцы ввели в моду цигарки, а у нас, зна…ете, в полку и не зна…а…ли, что такое цигарки, а уж курилы-мученики были… Верхом, а трубка в зубах… А что, я думаю, хороши лошади-с в конной гвардии?

- Чудесные, мастерски подобраны, как смоль черные, ни одного пятнышка нет, - отвечал Петр Александрыч.

- Э-ге! - Семен Никифорыч выпустил опять дым из носу.

Прасковья Павловна, казалось, была очень довольна, что у Семена Никифорыча с сыном ее завязался разговор, и она не сводила с них глаз.

- А где же Оленька? - спросила она вполголоса у дочери бедных, но благородных родителей,

- Она, кажется, в сад пошла.

- В сад?.. - Прасковья Павловна сделала невольную гримасу. - Очень странно! кажется, ей следовало бы гостей занимать; я полагаю, что это дело хозяйки. Стало быть, душенька, мы, деревенские, лучше столичных приличие знаем.

- Она, верно, ищет уединения!.. - Дочь бедных, но благородных родителей иронически улыбнулась.

- А что, милостивый государь, - сказал Андрей Петрович, подойдя к Петру

Александрычу и подбоченившись фертом, - играете ли вы в бильярд?

- И очень. - Петр Александрыч небрежно приложил голову к спинке дивана. - Я в

Петербурге всегда играл в клубе; там первый бильярд…

- Бесподобно! бесподобно!.. Не угодно ли со мною сразиться? а? Ну, конечно, куда ж нам, деревенским, за вами… вы ведь уничтожите нас.

Петр Александрыч принял не без удовольствия предложение толстого помещика, и все отправились в бильярдную. Исполин Федька, бывший маркёром при старом барине, явился к исполнению своей должности и, мрачный, прислонился к замасленной стенке.

- Ничего и никого! - прокричал он страшным голосом.

- Этот бильярд, я вам скажу, скуповат, - заметил Андрей Петрович, подтачивая кий,

- дьявольски скуповат.

Он выставил шар.

- Малый! считай вернее да подмели-ка мне кий хорошенько или уж перемени его… этот что-то легок, канальство! Нет ли потяжеле?

Между тем Петр Александрыч срезал желтого в среднюю лузу.

- Э-ге! - сказал Семен Никифорыч, не выпускавший изо рта своего коротенького чубука.

Игра завязалась интересная. Андрей Петрович горячился и, несмотря на все свои усилия, проиграл сряду две партии.

- Вот как нас, деревенских дураков, столичные-то изволят обыгрывать! - сказал

Андрей Петрович, прищелкивая языком. - Впрочем, милостивый государь, надо вам сказать, что я сегодня не в ударе; вы мастер играть, - а я все-таки не уступлю вам, воля ваша! Иной раз как и наш брат пойдет записывать, так только лузы трещат.

Победитель, улыбаясь, посмотрел на побежденного и сказал, зевая:

- Так скучно. Не хотите ли играть в деньги? В Петербурге я играл рублей по сто a la guerre, а так, обыкновенную игру, - рублей по двести и больше.

У Андрея Петровича запрыгали глаза. Он положил кий на бильярд с особенною торжественностью и обратился к Петру Александрычу, сложив свои коротенькие, ручки по-наполеоновски.

- Конечно! куда же нам, дуракам-провинциалам, гоняться за столичными! - сказал он, потряхивая ногою, - впрочем, и мы за себя постоим. Я, милостивый государь, игрывал тоже в свой век, и не на изюмчик, смею уверить вас…

Андрей Петрович вынул из-за пазухи огромный красный засалившийся портфель, туго набитый ассигнациями, и бросил его на бильярд.

- Я не прочь сделать вам, милостивый государь, удовольствие и не только двести, но и пятьсот выставляю чистоганом, хоть сию минуту… Почему разок, другой не пошалить? Я не скопидом какой - нет, прошу извинить, - я не похож на любезнейшего моего братца Илью Петровича, не стану дрожать над каждой полушкой. Деньги - нажитое дело, а вот ум - это другая статья.

Андрей Петрович посмотрел самодовольно на всех и положил портфель в карман.

Его энергическая выходка произвела сильное впечатление на Петра Александрыча.

Петр Александрыч сделался к нему после этого несравненно внимательнее, посадил его возле себя и беспрестанно подливал ему в стакан мадеру. И Андрей Петрович во время стола, по-видимому, совершенно примирился с Петром Александрычем.