Иван Панаев - Дочь чиновного человека

Через четверть часа три человека ее приподняли, прислонили к подушкам, так что она могла сидеть, и отошли.

Священник в полном облачении приблизился к ее постели… Непродолжительна была исповедь; он причастил ее. После совершения обряда она так уже ослабела, что едва могла пошевелить рукою; но когда няня подошла к ее изголовью, она посмотрела на нее, но уже едва могла прошептать:

- Записку, няня, мою записку… да где ты? У меня вдруг потемнело в глазах. "Во имя отца…" - Это было ее последнее слово.

Еще несколько минут… раздался звонок в передней, и послышались чьи-то шаги.

- Доктор приехал! - сказала Надежда Сергеевна, - я узнаю его походку, - и побежала к нему навстречу.

Карл Иванович подошел к постели больной посмотреть на нее, взял ее руку: рука была холодна; наклонился к лицу ее: дыхания не было слышно… Он осмотрелся кругом, все ждали его слова. Он произнес вполголоса:

- Она скончалась!

Из груди отца вырвался стон; Надежда Сергеевна перекрестилась, сказала:

- Его святая воля! - и подняла к глазам платок. Няня бросилась к умершей, закричала страшным, раздирающим голосом:

- Нет, постойте, может статься, она жива еще, мое дитятко; дайте мне отогреть ее! - и припала к ее постели.

Не знаю, сколько времени пролежала бедная старуха у ног ее, только вдруг она почувствовала, что кто-то тянет ее за платок. Она оглянулась, открыла глаза: перед нею стояла Надежда Сергеевна.

- Довольно и без того слез и крику в целом доме. Поди за мною.

Старуха едва могла приподняться и кой-как поплелась вслед за нею. Надежда

Сергеевна пришла в свою спальню, заперла дверь за вошедшею няней, которая прислонилась к стене, чтоб не упасть.

- Отдала ли тебе Софья Николаевна записку, чтоб отнести матери этого живописца?

- Отдала, матушка.

- Где же она?

- У меня, со мною.

- Дай мне ее сейчас; я не хочу, чтобы записка моей дочери была в руках у… - Она не договорила. - Ну что же? Подай мне эту записку. Я приказываю тебе.

- Я не отдам ее вам ни за что! Делайте со мной, что хотите.

- Как ты смеешь?.. Я тебя не выпущу из дома.

- Убейте меня, старуху, коли вы не считаете это грехом, а тогда берите и записку.

- Дерзкая грубиянка! ты погубила дочь мою знакомством с этими тварями и еще осмеливаешься противиться мне; ты уморила ее!

Старуха вся затряслась, как в лихорадке.

- Нет, матушка ваше превосходительство! За нее, мою кормилицу, будет кто- нибудь отвечать богу, только не я. Не я уморила ее.

Она подошла к Надежде Сергеевне.

- Сказать ли вам, кто ее убил, матушка? Я знаю - и скажу это так же перед вами, как и перед богом. Я простая женщина…

- Кто? кто? - вскрикнула в бешенстве Надежда Сергеевна, сверкая глазами.

- Вы, сударыня! извините меня, я простая женщина: у меня что на уме, то и на языке.

Верно, такого ответа не ожидала Надежда Сергеевна, потому что она покачнулась и удержалась только рукою за кровать.

- Вон, вон с глаз моих! - прошипела она, - чтобы и духа твоего не было в моем доме!

Александр скоро узнал о болезни Софьи, и хотя ни он, ни мать его не думали, чтобы болезнь эта была так опасна, но они оба беспокоились, тем более, что няня ее давно не приходила к ним. Александр раз как-то попытался узнать о здоровье Софьи

Николаевны у людей г-на Поволокина, но из ответа их не мог вывести никакого заключения. Все эти люди смотрели на него подозрительно и нехотя, односложно и грубо отвечали: "Больна, лежит". Он спросил Ивана, того самого человека, который всегда ходил за нею, - ему сказали, что он более уже двух недель как не живет у них. Дни медленно тянулись для старушки и ее сына - и вот в один вечер, когда они сидели вдвоем, сильно зазвенел колокольчик. Они оба вздрогнули и посмотрели друг на друга.

- Кто б это в такую пору? - сказала Палагея Семеновна.

Был час седьмой вечера. Александр со свечой пошел отворять дверь.

Он отворил дверь - и отшатнулся. Перед ним стояла няня Софьи. Голова ее тряслась, седые волосы беспорядочно торчали из-под платка, она все запахивала полы своего салопа. Александр хотел ее спросить, "что с нею?" - и не мог. Наконец она сказала:

- Ух, как сегодня холодно! Не топится ли у вас печка, дайте, ради Христа, погреться… Я едва дотащилась досюдова.

И Александр, с предчувствием чего-то страшного, смотрел на нее.

- Что с тобою, Федосья? - спрашивала Палагея Семеновна, сажая ее на стул, - откуда это ты? Где ты так назяблась? Я сделаю тебе чаю, ты немножко поотогреешься.

- Нет, вы уж не отогреете моих старых костей! Зажилась я, глупая баба, на свете; полно! Пора и честь знать… Дитятко мое сердечное! И могилку-то ее так скоро занесло снегом! Разрою этот снег, непременно разрою.