Шолом Алейхем - Два шалахмонеса

Через час оба были у писца Юдла, оба выставили свидетелей и оба подали бумаги,

Касриловский мировой – пан Милиневский, тучный господин с длинной бородой и высоким лбом, так долго состоял в должности мирового, что отлично был знаком со всем городом, и, главным образом, с касриловскими евреями, каждого он знал в лицо, и характер его знал, понимал по-еврейски, как еврей, был умен, как свет. «Совсем еврейская голова!» – говорили о нем в Касриловке.

В осеннее время, после праздника кущей, его забрасывали бумагами, и не кто-нибудь, а всё евреи, дай им бог здоровья! Речь шла не о кражах, упаси господь, не о злодеяниях или убийствах – нет! Жаловались только на дули и оплеухи, которыми прихожане наделяли друг друга в синагоге из-за почетного права читать молитвы с амвона.

Пан Милиневский не любил церемониться с касриловскими евреями, пускаться с ними в длинные объяснения, Много говорить он им не давал, так как знал, что это история без конца. Желают пойти на мировую – хорошо (пан Милиневский – миротворец), а если не желают, – он надевает цепь и кричит: «По указу, на основании такой-то и такой-то статьи, я присуждаю Гершке за фосень-брейшис [5]три дня ареста и Янклу за фосень-тойре [6]три дня ареста». Как видите, предпочтения он не оказывал никому.

За две недели до пасхи состоялся суд по делу о шалахмонесах. Присутствие было битком набито свидетелями – мужчинами и женщинами, – яблоку негде было упасть.

– Айзик, Иоська, Злата, Зелда! – вызвал пан Милиневский, и с первой скамьи поднялись реб Иося-ягненок со своей женой и реб Айзик-балбриеник со своей женой, и прежде чем мировой успел открыть рот, все четверо заговорили разом, и больше всех и громче всех, конечно, женщины.

– Господин мировой! – говорит Зелда, отталкивая мужа и показывая рукой на Злату. – Она, вот эта бесстыдница, присылает мне в нынешний пурим хороший шалахмонес, курам на смех: паршивый штрудель и один медовый пряничек, просто смех, срам, тьфу!..

– Ой-ой-ой, я этого не выдержу! – кричит Злата и бьет себя кулаком в грудь. – Дай боже мне такой кусок золота!

– Аминь! – говорит Зелда.

– Да замолчи ты, проклятая! Две подушечки, господин мировой, дай боже мне такое счастье, и пирожок, и царский хлеб, и несчастье на ее голову, и пряник, и язва египетская, и гоменташ! Горе мне!

– Какой там гоменташ? Это ей приснилось!

Мировой звонил в колокольчик, пытаясь успокоить женщин сначала по-хорошему, потом со всей строгостью, а когда он увидел, что это не помогает, что невозможно заставить женщин замолчать, он их, извините, выставил наружу, чтобы стало немного тише и можно было хоть что-нибудь разобрать. А мужчинам он посоветовал обратиться к раввину.

– До рабина! – сказал он им. – До рабина с вашим гоменташем.

И вся толпа отправилась к раввину.

Раввин реб Иойзефл, который уже знаком нашим читателям, может, слава богу, все перенести. Реб Иойзефл каждого любит выслушать до конца. Он придерживается того мнения, что всякий человек, сколько бы он ни говорил, должен когда-нибудь замолчать. Ведь человек, по словам реб Иойзефла, не машина. Но тут беда была в том, что все четверо говорили одновременно, перекрикивая друг друга, да и со стороны люди вмешивались. Однако и здесь реб Иойзефл не отчаивался. Все на свете имеет свой конец…

Когда все вдоволь наговорились, накричались, переругались и стало, наконец, тихо, реб Иойзефл обратился к обеим сторонам, по своему обыкновению, тихо, ласково, со вздохом:

– Ох-ох-ох! Приближается такой праздник, такой святой праздник – пасха! Шутка ли сказать – пасха! Наши предки вышли из Египта, перешли море, такое море! Блуждали в пустыне сорок лет, сорок лет! Получили на горе Синайской тору, такую тору! И в торе той так хорошо сказано: «Люби ближнего, как самого себя», люби! А тут, ох, грехи наши, а тут люди ссорятся, вцепляются друг другу в бороды… И из-за чего? Из-за глупостей, из-за чепухи… Поношение бога перед иноверцами, право, поношение! Лучше бы помнили про моэс-хитым. [7]У бедняков еще нет мацы на пасху, что уж говорить об яйцах и гусином сале! Хотя бы мацы, мацы на пасху! Шутка ли сказать – пасха! Такой праздник! Наши предки вышли из Египта, перешли море, такое море! Блуждали в пустыне сорок лет, сорок лет! Получили на горе Синайской тору, такую тору! Слушайте меня, люди, простите друг друга, помиритесь, идите домой в добром здравии и помните лучше о том, что приближается такой праздник, такой большой, такой святой праздник!..