— Милый, любимый! не сердись на меня; я совсѣмъ помѣшалась, и сама не знаю, что говорю. Ты ни въ чемъ тутъ не виноватъ; вѣдь ты только желалъ мнѣ добра; ты виноватъ только въ томъ, что не повѣрилъ мнѣ, когда я тебѣ говорила, что мнѣ помочь нельзя. Ты самъ теперь это видишь. Онъ дорого поплатился за то, что хотѣлъ помочь мнѣ; онъ не хотѣлъ допустить, чтобъ я утопилась въ рѣкѣ, и вотъ теперь его самого волны носили два дня и двѣ ночи, пока не выкинули на берегъ...
Она закрыла лицо обѣими руками; ея стройное, прекрасное тѣло тряслось какъ въ лихорадкѣ подъ вліяніемъ сильной страсти. Вдругъ она опять схватила руки Свена, прижимая ихъ то ко лбу, то къ глазамъ и губамъ, и говорила:
— Вѣдь и ты тоже едва не утонулъ; я знаю все, какъ-будто сама тамъ была. Я никогда не вѣрила, чтобъ онъ не могъ безъ меня жить, чтобъ изъ-за меня онъ могъ жертвовать своею жизнью и жизнью другого — твоею жизнью, Свенъ! Твоею жизнью! и только потому, что ты меня любилъ! Не слѣдовало бы ему такъ поступать. Не великодушно съ его стороны. Это такъ жестоко, какъ всегда въ глубинѣ его сердца была жестокость. Твою жизнь! Твою дорогую жизнь!
Голова пылала у Свена, виски страшно колотились и холодная дрожь разливалась по его жиламъ. Эти прекрасныя, бѣлыя руки съ любовью гладили его руки, эти прекрасныя губы произносили слова сердечной любви, эти черные глаза сверкали молніями страсти въ таинственной глубинѣ — какъ онъ могъ все это выносить, когда онъ зналъ то, что зналъ? Онъ вырвалъ свои руки изъ ея рукъ; усиливался поднять ее, указывая дрожащею рукой на шкатулку чернаго дерева, поставленную имъ при входѣ въ комнату на столъ, у котораго онъ теперь сидѣлъ. Его взглядъ, его движеніе вынудили Корнелію обратить глаза по тому же направлению; шкатулку она тотчасъ узнала и съ восклицаніемъ удивленія протянула къ ней руку, сама же вопросительно смотрѣла на Свена. Видя, что развязка близится къ концу съ ужасающей быстротою, Свенъ могъ только знакомъ объяснить ей, что шкатулка имъ принесена.
Корнелія вынула книгу изъ шкатулки и опять взглянула на Свена. Что-то въ его крѣпко сжатыхъ губахъ и подвижныхъ глазахъ переполняло ея душу мрачнымъ предчувствіемъ. И ея глаза принимали ту же неподвижность. Она вынула изъ шкатулки золотыя вещицы и въ это время медальонъ выскользнулъ промежъ ея пальцевъ и, упавъ на столъ, открылся.
— Чей это портретъ? спросилъ Свенъ, и слова его съ трудомъ вырывались изъ его груди.
— Моего отца! вскричала Корнелія съ побѣлѣвшими губами.
— И моего тоже! прошепталъ Свенъ.
При этихъ роковыхъ словахъ, кинжаломъ вонзившихся въ сердце Корнеліи, она отшатнулась. Вотъ она стоитъ предъ нимъ, задыхаясь, прижавъ руку ко лбу, стараясь сообразить то ужасное, что она услышала. Свенъ во время ихъ знакомства разсказывалъ ей иногда исторію своей жизни и своего семейства. Для Корнеліи потребовалось нѣсколько минутъ соображенія, пока она наконецъ поняла, что человѣкъ, который сдѣлалъ ея мать такъ невыразимо несчастною, былъ отецъ человѣка, ею любимаго.
Вдругъ по комнатѣ пронеслись звуки не то смѣха, не то вопль души, которая отъ страданія не могла уже безмолвствовать. Корнелія прижала руку ко лбу и сверкающими глазами смотрѣла на Свена, который, поднявшись съ кресла, съ трудомъ держался за столъ.
— Такъ вотъ зачѣмъ ты пришелъ? закричала она: — вотъ зачѣмъ! Почему же ты не могъ этого унести съ собою въ могилу? Потому ли, что твоя добродѣтельная честность въ ужасъ приходила при мысли, что ты за гробомъ будешь любимъ такой любовью, которую воспрещаютъ природа и законы? Природа! что тутъ природа понимаетъ? Она ничего мнѣ не говорила, и тебѣ ничего не говорила; и не въ моихъ чертахъ ты это узналъ, а только прочиталъ на бумагѣ. Но будь спокоенъ! Я не люблю тебя, да и никогда не любила, потому что всегда содрогалась при взглядѣ на тебя. Твой отецъ отравилъ жизнь моей матери, а тутъ является сынъ, чтобъ отравить мою жизнь! Да падетъ проклятіе на васъ, которые какъ вампиры высасываете кровь изъ своихъ жертвъ! Одного желаю — чтобы намъ никогда не встрѣчаться въ этой жизни!
Она схватила шкатулку и со всѣмъ что въ ней было бросила въ каминъ, въ которомъ горѣлъ яркій огонь, и мгновенно скрылась за дверью. Минуты чрезъ двѣ Свенъ услыхалъ стукъ экипажей, отъѣзжавшихъ на пристань.
Онъ не старался удержать Корнелію, да и не могъ, еслибъ и хотѣлъ. Силы его оставили, въ головѣ было такъ пусто, на сердцѣ такъ тяжело, такая тоска!
— Развѣ ты не могъ унести этого въ могилу? прошепталъ онъ..
Читать дальше