Август Стриндберг - Кормилец семьи

А в это время за лавровыми кустами, на скамейке, попыхивая сигарами, переговаривались вполголоса два господина. Прислушавшись, муж разобрал слова:

— Вот что значит коньяк.

— Да, говорят, она выпивает.

— А винят во всем мужа.

— Какое бесстыдство? Да она пристрастилась к спиртному еще в ателье у Юлиана. Ты ведь знаешь, она собиралась статья художницей, но — ничего не вышло. И когда в салоне ей дали от ворот поворот, она вцепилась в этого несчастного, чтобы прикрыть свою неудачу замужеством.

— Да, я слышал об этом. Она его так измучила, что он сделался похожим на тень. Поначалу в Париже они жили своим домом, и, хотя были наняты две служанки, она жаловалась, что превратилась в мужнину прислужницу. Всем заправляла она одна — и, несмотря на это, называла себя мужниной рабыней. Она погубила дом, отдав его на разграбление слугам, а он только молча смотрел, как все идет прахом, не вправе ни во что вмешиваться. Когда же он предложил план спасения, она воспротивилась; скажи он «черное», она требовала белого. Она разрушила его волю и пошатнула разум. Затем они перебрались в пансион, чтобы жена освободилась от домашних дел и могла посвятить себя искусству. И вот теперь, когда она избавлена и от готовки, и от других хлопот, то даже не берется за кисть, а только развлекается в обществе подружки. Она и его хотела отвратить от работы и ввергнуть в пьянство, но не преуспела в этом и потому ненавидит мужа еще и за его нравственное превосходство.

— Да он просто тряпка! — воскликнул второй собеседник.

— Да уж, но, увы, такова наша участь. Он до сих пор влюблен в нее, хотя прошло двенадцать долгих лет. Но хуже всего то, что человек, который раньше обладал таким могуществом, чье слово приводило в трепет и членов парламента, и газетчиков, теперь утратил свою силу. Мы с ним беседовали перед обедом, и я бы сказал, он не вполне здоров.

— Поговаривают, что жена хочет запереть его в сумасшедшем доме, а подружка только и рада помочь ей в этом.

— Фу ты черт! А он-то гнет спину, как каторжный, лишь бы жена могла развлекаться.

— А знаешь, за что она презирает его больше всего? За то, что он не может обеспечить ее так, как ей бы того хотелось. «Муж, который не в состоянии обеспечить собственную жену, ce n'est pas grand' chose [4] Немногого стоит (фр.) », — сказала она на днях за обедом. У меня есть основания полагать, что, выходя замуж, она рассчитывала, что своими статьями он поможет ей сделать карьеру художницы. Но увы, политические взгляды заставили его отказаться от участия в газетах, которые задают у нас тон, да и богемы он сторонится — с этим кругом у него мало общего.

— Выходит, она хотела его использовать, а когда оказалось, что он для этого не пригоден, потеряла к нему интерес. Но для того, чтобы кормить семью, он вполне сгодится.

«Нынче я плачу в ночной тишине», — донеслось из гостиной.

Паф! За орешником раздался сухой треск, послышался хруст веток и шорох песка.

Мужчины вскочили с мест.

На песчаной дорожке распростерся приличного вида человек, головой привалившись к ножке стула.

Пение смолкло, дамы выбежали в сад.

Подруга жены спрыснула мертвого одеколоном из флакончика.

— Фи, труп! — восклицает она, поняв, что это не обморок; она зажимает нос и отступает назад.

Господин постарше склоняется над телом, чтобы послушать сердце. Не выдержав, он поднимает голову:

— Да замолчите же вы, наконец!

— Какая наглость! — возмущается подруга.

Жена, лишившись чувств, падает к ней в объятия, и дамы тут же окружают ее самой нежной заботой.

— Бегите за врачом! — кричит господин постарше. — Скорее!

Но никто и не думает двигаться с места, все толпятся вокруг женщины, которой сделалось дурно.

— Подумайте, какое горе он причинил своей жене! Ну и муж, ну и муж! — причитает подруга.

— Вы хоть бы вспомнили об умирающем — нет, женский обморок важнее. Влейте ей в рот глоток коньяку и она очнется!

— О, негодяй получил по заслугам! — восклицает подруга.

— Ну нет, он, безусловно, заслуживал лучшего, чем живьем попасть в ваши руки. Стыдитесь, женщины, и почитайте кормильца семьи!

Выпустив руку умершего, мужчина поднимается с земли.

— Кончено, — произносит он.

И вправду, все было кончено.

Завтрак (фр.)

Пьеса Анн-Шарлотт Леффлер (1849—1892), направленная против общественных предрассудкой в отношении женщин

Из оперы Ф. Давида «Лалла Рук». (Перевод Л. Зорина.)