Бертольд Брехт - Рассказы господина Койнера

Когда я говорю: наш образ мыслей и наш образ действий побуждают нас совершать поступки, — возможно, это так и есть. Но для этого вы должны управлять необходимостью.

Я часто вижу в себе, сказал мыслитель, манеру себя вести, какая была у моего отца. Но почему же я совершаю поступки другие, чем он? Их вызывает иная необходимость. Я вижу, что наш образ действий сохраняется дольше, чем наша манера вести себя, ибо он противостоит необходимости.

Некто может совершить только одно–единственное деяние, дабы не потерять своего лица. И так как он не может следовать необходимости — он обречен. Но тот, у кого есть образ мыслей, может совершить многое, не теряя своего лица.

Господин Койнер не любил ни прощаний, ни приветствий, ни годовщин, ни праздников, ни прекращения работы, ни начала нового периода, ни подведения итогов, ни мести, ни окончательных суждений.

«Когда началась гроза, мыслитель сидел в большой машине и занимал много места. Первое, что он сделал, — он вышел из машины, второе — он скинул пиджак, третье — лег на землю. Так он противостоял грозе, наиболее уменьшив свою величину».

Прочитав это, господин Койнер сказал:

— Полезно сделать своим достоянием взгляды других на тебя самого. Иначе они тебя не поймут.

— Почему ты болен? — спросили у господина Койнера.

— В государстве нет порядка, — ответствовал он, — потому и мой образ жизни неправилен, оттого и почки, мускулы и сердце пришли в расстройство. Когда я приезжаю в город, все там движется либо быстрее, либо медленнее меня. Я говорю лишь говорящим, а слушаю, только когда слушают все. Все преимущества моего времени порождаются неясностью, ясность не дает прибыли, да она ею и не обладает.

На вопрос, чем воспитать в человеке неподкупность, господин Койнер ответил:

— Сытостью.

На вопрос, как побудить человека делать полезные предложения, господин Койнер ответил:

— Участием в выгоде, приносимой его предложениями, и невозможностью иным способом, то есть в одиночку, эту выгоду получить.

Господин Койнер жил со своим маленьким сыном на даче. Как–то он застал мальчика плачущим в уголке сада. Он поинтересовался причиной слез, выяснил ее и пошел дальше. Возвращаясь, он увидел, что мальчик продолжает плакать. Он подозвал его и спросил:

— Какой смысл плакать при таком ветре, ведь тебя никто не услышит.

Мальчик оторопел и, признав логику этого рассуждения, вернулся к своему песку, не проявляя больше никаких чувств.

О молодом Койнере рассказывали, что тот как–то сказал девушке, которая ему очень нравилась:

— Сегодня ночью я видел вас во сне. Вы вели себя весьма благоразумно.

— Тот, кто не в состоянии занять себя сам, заботится о том, чтобы им занимались другие. Он слуга и господин. Разница между слугой и господином столь невелика, что заметна только самим слуге и господину, — сказал господин Койнер, мыслитель.

— Следовательно, прав тот, кто занимает себя сам? Тот, кто занимается сам собой?

— Тот, кто занимает себя сам, не занимается ничем. Он слуга господина «ничто» и господин господина «ничто», — сказал господин Койнер, мыслитель.

— Значит, прав тот, кто не занимается сам собой?

— Да, если он не дает оснований, чтобы им занимались другие, то есть заниматься ничем и служить ничему, потому что они сами не есть сами, или господствовать над ничем, если они сами не сами, — сказал господин Койнер, мыслитель.

Случалось и мне иметь аристократическую осанку, то есть держаться стройно и внушительно, откинув назад голову. Я, видите ли, стоял во все прибывающей воде. Она достигла подбородка, и тут–то у меня появилась аристократическая осанка.

Многие верят, что большие города и промышленные предприятия могут в будущем возрастать до бесконечности, принимая под конец необозримые размеры. Одним это внушает страх, другим — надежду. Нет средства установить, что из этого выйдет. Господин Койнер предложил — во всяком случае, на протяжении нашей жизни — оставлять это обстоятельство без внимания, следовательно, вести себя так, словно города и предприятия не разрастутся в конце концов сверх всякой меры.

— Все же? — сказал он, — говоря о всяком развитии, следует принимать в расчет вечность. Кто осмелится ограничить в развитии слона, во много раз превышающего по величине теленка! И все–таки он будет только больше теленка, но не больше слона.