Фредерик Стендаль - Арманс

Он думал о том, как много значили бы для него эти ласки, если бы они исходили от женщины действительно любящей, от той Арманс, какою, по ее собственному признанию в роковом письме к Мери де Терсан, она была всего лишь два месяца тому назад. «Ее любовь исчезла только потому, что я недостаточно любезен и весел! — с горечью говорил себе Октав. — Увы! Мне следовало бы изучить искусство завоевывать успех в свете вместо того, чтобы заниматься никому не нужными науками. Что они мне дали? А что мне дал успех у госпожи д'Омаль? Если бы я захотел, она полюбила бы меня. Но тем, кого я уважаю, я не нравлюсь. Как видно, именно тогда, когда я страстно хочу, чтобы меня полюбили, моя злополучная робость делает меня угрюмым и неприветливым.

Арманс всегда внушала мне робость. Подходя к ней, я чувствовал себя так, словно вот сейчас предстану перед владычицей моей судьбы. Мне следовало обратиться к опыту, следовало вспомнить то, что я не раз видел в свете, и тогда я правильнее судил бы о тех качествах, какими светский человек может пленить двадцатилетнюю девушку.

Но теперь поздно думать об этом, — грустно улыбаясь, прерывал себя Октав. — Жизнь моя кончена. Vixi et quem dederat cursum fortuna peregi [87] Предсмертное восклицание покинутой Энеем Дидоны (из «Энеиды» Вергилия): «Я прожила свою жизнь и до конца свершила путь, начертанный мне судьбою». ( Прим. автора. ) ».

Порою Октав видел все в столь мрачном свете, что даже нежность Арманс, не похожая на обычную ее сдержанность, казалась ему продиктованной добровольно возложенным на себя неприятным долгом. В такие минуты Октав вел себя до того грубо, что действительно производил впечатление сумасшедшего.

В другие, более спокойные мгновения он невольно поддавался пленительной грации той, которая должна была стать его женою. И в самом деле, было что-то несравненно благородное и трогательное в нежных ласках этой юной девушки, которая, преодолевая свойственную ей скромность, жертвуя своими правилами и привычками, старалась вернуть хоть немного покоя любимому человеку. Она считала его жертвой угрызений совести и вместе с тем страстно его любила. С тех пор как Арманс перестала вечно терзать себя упреками за свою любовь к Октаву и попытками во что бы то ни стало скрыть ее, она еще сильнее к нему привязалась.

Однажды, во время прогулки по Экуэнскому лесу, взволнованная нежными словами, которые она только что осмелилась произнести, Арманс дошла до того, что воскликнула, и притом совершенно искренне:

— Я иногда готова пойти на такое же преступление, на какое пошел ты, лишь бы завоевать твое доверие!

Покоренный глубоким чувством, прозвучавшим в ее голосе, понимая все, что она хотела выразить этими словами, Октав остановился и пристально посмотрел на нее. Еще секунда — и он отдал бы ей клочки своего послания-исповеди, которые всегда носил с собою. Засунув руку в карман, он нащупал более тонкие листки мнимого письма Арманс к Мери де Терсан, и от его доброго намерения не осталось и следа.

В эти дни Октаву пришлось часто посещать престарелых тетушек и дядюшек, очень не одобрявших, как ему было известно, его брак с Арманс. В обычное время эта обязанность была бы ему тягостна. Он выходил бы из особняков знатных родственников обескураженным, как бы потеряв вкус к собственному счастью. Теперь, исполняя свой долг перед ними, он с глубоким удивлением обнаружил, что не чувствует никакой досады: ему все было безразлично. Он умер для житейских треволнений.

После того, как он узнал о непостоянстве Арманс, люди стали казаться ему существами чужой породы, и уже ничто не трогало его: ни попранная добродетель, ни торжествующий порок. Тайный голос шептал Октаву: «Нет на свете человека, более несчастного, чем ты».

Октав с великолепным равнодушием прошел через все глупейшие испытания, нагроможденные нашей цивилизацией для того, чтобы испортить радостный день. Брачная церемония совершилась.

Воспользовавшись входящим в моду обычаем, Октав и Арманс отправились будто бы в Дофине, где у де Маливеров было родовое поместье: на самом деле он увез ее в Марсель. Там он сообщил жене о своем обете посетить Грецию: по его словам, он хотел доказать, что хотя и презирает повадки военных, но шпагой владеет неплохо.