На третий день после того, как Октав осмелился объясниться с Арманс, он пришел к г-же де Бонниве, убежденный, что теперь навсегда низведен кузиной до разряда шапочных знакомых. Каково же было его смятение, когда за фортепьяно он увидел Арманс! Она дружески поздоровалась с ним. Он нашел, что она побледнела и осунулась. И вместе с тем его поразило и даже вернуло ему крупицу надежды счастье, на миг блеснувшее в ее глазах.
Стояла чудесная погода, и г-жа де Бонниве решила воспользоваться восхитительным весенним утром и совершить дальнюю прогулку.
— Вы едете с нами, кузен? — обратилась она к Октаву.
— Да, сударыня, если только вы не собираетесь в Булонский лес или в Муссо.
Октав знал, что Арманс недолюбливает эти места.
— Не снизойдете ли вы до Королевского сада, если ехать к нему по бульвару?
— Я не был там уже больше года.
— Я еще не видела слоненка! — воскликнула Арманс, прыгая от радости, и побежала надевать шляпу.
Прогулка началась очень весело. Октав совершенно преобразился. «Госпожа де Бонниве вместе со своим неотразимым Октавом проехала в коляске мимо Тортони [38] Тортони — знаменитое кафе в Париже.
», — говорили светские знакомые, встретившиеся им по пути. Те, у кого в это утро болела печень, предались мрачным размышлениям о легкомыслии великосветских дам, которые пытаются воскресить придворные нравы времен Людовика XV. «На нас надвигаются грозные события, — брюзжали эти жалкие людишки, — и мы будем непростительно глупы, если предоставим третьему сословию и фабрикантам такие козыри, как чистота нравов и благопристойность поведения. Иезуиты правы, что снова начали поход против разврата».
Арманс сообщила, что книготорговец прислал им три тома, озаглавленные «История ***».
— Стоит ли мне читать эту книгу? — обратилась маркиза к Октаву. — Ее так бесстыдно расхваливают в газетах, что я не решаюсь за нее взяться.
— Тем не менее вы убедитесь, что она очень неплоха: автор умеет писать и еще не продался никакой партии.
— Но интересна ли она? — спросила Арманс.
— Скучна до одурения.
Зашел разговор об исторической достоверности, потом о памятниках.
— Не вы ли на днях сказали мне, что достоверными можно считать только памятники? — снова обратилась к Октаву г-жа де Бонниве.
— Да, когда речь идет об истории греков и римлян, народов богатых, у которых этих памятников множество. Но в библиотеках хранятся тысячи средневековых рукописей, о которых мы ничего не знаем только из-за лености наших так называемых ученых.
— Но эти сочинения написаны ужасной латынью! — возразила г-жа де Бонниве.
— Она малопонятна ученым, но не так уж плоха. Вам очень понравились бы письма Элоизы и Абеляра [39] Абеляр — крупный средневековый философ. Элоиза — его ученица, влюбившаяся в своего учителя. Письма Элоизы и Абеляра, полные любовных признаний и написанные по-латыни, были впервые напечатаны в 1616 году.
.
— Их гробница была, кажется, во Французском музее [40] Французский музей — так называемый «Музей французских памятников», основанный Ленуаром во время революции. Музей был уничтожен после Реставрации в 1816 году.
? Где она сейчас?
— Ее перенесли на кладбище Пер-Лашез.
— Давайте взглянем на нее, — предложила г-жа де Бонниве, и через несколько минут они уже были в этом настоящем английском саду — единственном из парижских садов, расположенном в действительно живописном месте. Осмотрев памятник Абеляру и обелиск Массены [41] Массена (1758—1815) — французский генерал, один из крупнейших полководцев времен революции и Империи.
, они решили отыскать гробницу Лабедуайера [42] Лабедуайер (1786—1815) — наполеоновский генерал. В 1815 году, во время Ста дней, он перешел на сторону Наполеона, затем, после второй Реставрации, был арестован и расстрелян.
. Увидев могилу юной Б., Октав не мог сдержать слез.
Разговор велся в серьезном, спокойном тоне, но всех искренне волновал. Чувства не страшились открыто проявлять себя. Правда, речь шла о вещах, прямо никого не касавшихся, но божественное очарование чистосердечия ощущали все. В это время они заметили, что к ним навстречу идет группа гуляющих, среди которых царила блестящая графиня де Г. Она заявила г-же де Бонниве, что пришла на кладбище искать вдохновения.
При этих словах наши друзья с трудом сдержали улыбки: никогда еще банальность и напыщенность не казались им такими безвкусными. Г-жа де Г., подобно всем, кто во Франции отравлен пошлостью, выражалась чрезвычайно выспренне, стараясь таким способом произвести впечатление; поэтому люди, в чей разговор она вторглась, стали облекать свои чувства в особенно сдержанные слова — не из лицемерия, а из бессознательной стыдливости, непонятной людям заурядным, пусть даже и неглупым.
Читать дальше