Фредерик Стендаль - Виттория Аккорамбони

Какова бы ни была причина этой полнейшей видимой бесчувственности, достоверно одно — что она поразила весь Рим и двор Григория XIII. Но вернемся к описанию консистории. Когда все кардиналы были в сборе, в зал вошел папа; он сразу же обратил взор на кардинала Монтальто, и на лице его святейшества все увидели слезы; что касается кардинала, то его черты не утратили своего обычного бесстрастия.

Всеобщее изумление усилилось, когда в том же собрании кардинал Монтальто, вслед за другими кардиналами, опустился на колени перед престолом его святейшества, чтобы отдать отчет в возложенных на него поручениях, и папа, не дав ему начать, разразился рыданиями. Когда же, овладев собой, его святейшество попытался утешить кардинала, обещая быстрый и строгий суд за столь безмерное преступление, кардинал, весьма смиренно поблагодарив папу, обратился к нему с просьбой не назначать расследования по поводу случившегося, уверяя, что он, со своей стороны, от чистого сердца прощает виновника, кто бы он ни был. И немедленно после этой просьбы, выраженной в весьма немногих словах, кардинал перешел к сообщению о возложенных на него поручениях, как будто не произошло ничего особенного.

Взоры всех кардиналов, присутствовавших в консистории, были устремлены на папу и на Монтальто, и хотя далеко не легко обмануть опытный глаз придворных, однако никто не мог бы утверждать, что на лице кардинала Монтальто отразилось хотя бы малейшее волнение при виде слез его святейшества, который, сказать правду, совершенно потерял власть над собой. Удивительное хладнокровие кардинала Монтальто не изменило ему в продолжение всего времени, пока он делал сообщение его святейшеству. И даже сам папа был поражен и не мог удержаться, чтобы по окончании консистории не сказать своему любимому племяннику, кардиналу Сан-Систо: «Veramente, costui è un gran frate!» («Поистине, это великий монах!») [6] Намек на лицемерие, которое злые языки приписывают монахам. Сикст V был нищенствующим монахом и подвергался преследованию в своем ордене. См. его жизнь, описанную Грегорио Лети, занимательным историком, который лжет не больше, чем всякий другой. Феличе Перетти был убит в 1580 году; его дядя был избран папой в 1585 году. ( Прим. автора. ) .

Поведение кардинала Монтальто нисколько не менялось в течение всех последующих дней. Согласно обычаю, он принимал кардиналов, прелатов и римских князей, приносивших ему свои соболезнования, и ни с кем из них, даже с самыми близкими друзьями, он ни разу не позволил себе забыться и не произнес ни одного слова, выражающего жалобу или скорбь. После кратких рассуждений о бренности всего земного, подтверждаемых и подкрепляемых изречениями и текстами из священного писания или отцов церкви, он спешил переменить тему и начинал говорить о городских новостях или о личных делах своего собеседника, словно желая утешить своих утешителей.

Рим с особенным любопытством ждал встречи кардинала с князем Паоло Джордано Орсини, герцогом ди Браччано, которому молва приписывала смерть Феличе Перетти. Все полагали, что кардинал Монтальто не в состоянии будет, находясь лицом к лицу с князем и беседуя с ним с глазу на глаз, не обнаружить при этом каких-нибудь признаков волнующих его чувств.

Когда князь вошел в дом кардинала, на улице и возле дверей собралось множество народа; многочисленные придворные заполняли все комнаты дома — так велико было всеобщее желание наблюдать за лицами обоих собеседников. Однако никому не удалось подметить что-либо особенное ни у того, ни у другого. Кардинал Монтальто не нарушил ни одного правила придворного этикета; он придал своему лицу самое веселое выражение и говорил с князем весьма приветливо.

Минуту спустя, садясь в карету и оказавшись наедине со своими приближенными, князь Паоло не мог удержаться, чтобы не сказать со смехом: «In fatto, è vero che costui è un gran frate!» («Да, черт возьми, человек этот действительно великий монах!»), — словно желая подтвердить справедливость слов, вырвавшихся у папы несколько дней назад.

Люди проницательные полагали, что поведение кардинала Монтальто в этом деле расчистило ему путь к папскому престолу, ибо многие возымели о нем такое мнение, что по природному ли благодушию или из благочестия, но он не умел или не хотел вредить кому бы то ни было даже и тогда, когда у него были серьезные основания для гнева.

Феличе Перетти не оставил никакого письменного распоряжения относительно своей жены; вследствие этого она вынуждена была вернуться в родительский дом. По приказанию кардинала Монтальто перед отъездом ей были отданы платья, драгоценности — словом, все подарки, которые она получила, будучи женой его племянника.