Фредерик Стендаль - Сан-Франческо-а-Рипа

Сенесé поклонился ей, соблюдая обычную почтительность и серьезность; потом, снова подойдя к графине Орсини, заговорил в том веселом, почти интимном тоне, который устанавливается с остроумной женщиной, когда она вас хорошо принимает и вы ежедневно видитесь с нею. Это сразило Кампобассо. «Графиня показывает мне, какой бы мне следовало быть, — подумала она. — Вот как я должна была бы держать себя, но этого никогда не будет!»

Она уехала в величайшем отчаянии, в какое может впасть человеческое существо, и почти решила принять яд. Все радости, доставленные ей любовью Сенесé, не могли сравниться с беспредельной скорбью, в которой она пребывала всю эту долгую ночь. Можно подумать, что души римлянок обладают запасом энергии, для того, чтобы страдать, неведомым остальным женщинам.

На следующий день Сенесé снова проехал мимо, увидел знак, воспрещающий ему заходить, и поехал дальше в веселом расположении духа. Однако он почувствовал себя уязвленным. «Так, значит, позавчера она дала мне отставку? Мне надо увидеть ее в слезах», — подсказало ему тщеславие. Он испытывал нечто похожее на любовь, теряя навсегда такую красивую женщину, племянницу папы. Он вышел из кареты, углубился в грязное подземелье, которое ему так не нравилось, и распахнул дверь большой залы нижнего этажа, где обычно принимала его княгиня.

— Как! Вы осмелились прийти? — удивленно воскликнула княгиня.

«Ее удивление лишено искренности, — подумал молодой француз, — она бывает в этой зале только в те часы, когда ждет меня».

Шевалье взял ее за руку; она вздрогнула. Глаза ее наполнились слезами; она показалась шевалье такой красивой, что на миг в нем шевельнулась любовь. А она забыла все свои клятвы, которые за последние два дня приносила богу, и, совершенно счастливая, кинулась в его объятия: «Вот то счастье, которым будет впредь наслаждаться Орсини!..»

Сенесé, как всегда плохо понимая душу римской женщины, вообразил, что княгиня хочет расстаться с ним дружески, разойтись, соблюдая приличия. «Мне, человеку, состоящему при королевском посольстве, не годится иметь смертельного врага (а она могла бы сделаться им) в лице племянницы государя, при дворе которого я состою». С гордостью думая, что он достиг желательного результата, Сенесé стал уговаривать княгиню. Они заживут в самом приятном согласии; почему бы им не быть счастливыми? В чем, в сущности, можно его упрекнуть? Любовь уступит место доброй и сердечной дружбе. Он настоятельно просит позволения приходить время от времени сюда, где они теперь находятся; их отношения навсегда останутся самыми нежными...

Сначала княгиня не понимала его. Когда же она поняла, то в ужасе застыла на месте, устремив неподвижный взгляд в пространство. Наконец эта последняя капля, упоминание о нежности в их отношениях, заставила ее прервать речь Сенесé; голосом, исходившим, казалось, из глубины ее сердца, она медленно произнесла:

— Иными словами, вы находите меня все же достаточно красивой, чтобы быть женщиной, готовой всегда к вашим услугам?

— Но ведь ваше самолюбие не пострадало, милый и любезный друг, — возразил Сенесé, в свою очередь искренне удивленный. — Разве вы можете в чем-либо упрекнуть меня? К счастью, никто никогда не подозревал о нашей близости. Я человек чести; я еще раз даю вам слово, что никогда ни одно живое существо не догадается о счастье, которым я наслаждался.

— Даже Орсини? — прибавила она сдержанным тоном, который опять ввел шевалье в заблуждение.

— Разве я когда-либо называл вам тех женщин, которых я любил до того, как стал вашим рабом? — простодушно спросил шевалье.

— Несмотря на все мое уважение к вашему честному слову, я отнюдь не намерена подвергать себя этому риску, — сказала княгиня решительным тоном, который стал наконец удивлять молодого француза. — Прощайте, шевалье!.. — И когда он нерешительно направился к двери, княгиня прибавила: — Поцелуй меня.

Она была растрогана. Через минуту она сказала ему твердым голосом:

— Прощайте, шевалье.

Княгиня послала за Ферратеррой.

— Я хочу отомстить, — пояснила она ему.

Прелат был в восторге: «Она скомпрометирует себя; отныне она в моей власти».

Два дня спустя Сенесé около полуночи поехал подышать свежим воздухом на Корсо, так как стояла невыносимая жара. Он застал там все римское общество. Когда он хотел снова сесть в карету, его лакей оказался настолько пьян, что едва мог отвечать ему; кучер исчез; лакей с трудом пролепетал, что кучер повздорил с каким-то врагом .