Марсель Эме: Проходящий сквозь стены [Рассказы]

— Народищу-то!

— Да уж, это точно, — согласился Трюм. — И между нами говоря, общество не первый сорт… Но вы-то, вы кажется, из этой, как ее… приличной семьи. Когда закончилась война, я тоже купил себе костюм, он мне долго прослужил. Вы не знаете, который час?

— Нет, — с огорчением сказал Николе, вспомнив о золотых часах, оставленных в ломбарде.

Трюм почуял смятение юноши; он выпустил между беззубыми деснами струйку слюны и приосанился.

— Видок у меня еще тот, но я женат, — произнес он, выдыхая дым в лицо Николе. — У меня есть жилье на улице Пети-Карро. Мало кто здесь может похвастаться собственной крышей. Сюда прихожу подзаработать — двадцать пять монет — и то хлеб. Разговариваю, с кем хочу… Смотри-ка, а вот и режиссер.

Тот, кого называли режиссером, вошел во двор, держа какую-то бумагу, и нетерпеливо произнес:

— Постройтесь в два ряда, мужчины здесь, женщины с другой стороны. Поторопитесь, мы уже опаздываем. — Он сосчитал людей, затем громогласно пояснил: — Из мужчин мне понадобятся пятнадцать аристократов и двенадцать лакеев. Среди женщин — десять аристократок. Остальные — массовка.

Режиссер медленно прошелся вдоль рядов, разглядывая статистов.

— Вы, высокий в котелке, давайте в аристократы… А вы — во вторую группу, к лакеям…

Обозрев примерно треть собравшихся, режиссер сделал недовольное лицо. Он набрал лишь троих аристократов.

— С аристократией не заладилось, — пробурчал он, качая головой.

Трюм пихнул Николе локтем и усмехнулся, поглядев на троицу аристократов.

— Ты только посмотри… Не стыдно ли выдавать такое за… аристократию?

Режиссер продолжал сортировать народ. Прежде чем добраться до Николе, он спросил:

— А где мужчина с козлиной бородкой? Он не пришел?

Мужчина с козлиной бородкой выступил вперед.

— Ну слава Богу! — выдохнул режиссер. — В аристократию, разумеется. Вы наденете одежду с белой перевязью.

Человек с козлиной бородкой дотронулся до своей фетровой шляпы и твердо произнес:

— В таком случае уточним. Вы же понимаете. Раз вам нужна моя борода, значит, за нее надо платить. Я больше не статист, у меня роль.

— Я нанял вас в качестве статиста, — возразил режиссер. — Поэтому имею право одеть вас, как захочу. Ясно?

— Значит, можно не маяться с бородой. Раз такое дело, заявляю вам, что после обеда сбрею бороду.

Режиссер чуть было не взорвался, но, сдержавшись, сухо произнес:

— Брейтесь, ежели угодно. Но вы мне больше не нужны; вот ваш талон, возвращайтесь вечером, вам заплатят, только отныне «Пари-Синема» ваши услуги не понадобятся.

Человек с козлиной бородкой взял талон и, гордо подняв голову, удалился. Режиссер проводил его взглядом до ворот, затем повернулся к статистам:

— Если выслушивать подобный вздор, вообще ничего не успеешь… Из-за этого я потерял аристократа, и неплохого.

В нерешительности режиссер остановился возле пузатого господина, отослал его к новоиспеченным аристократам, пожал плечами и оказался нос к носу с Николе. Тут постановщик с облегчением улыбнулся. Он похлопал юношу по плечу и приветливо сказал:

— Отлично! То, что нужно! Отлично. Дело идет на лад. Будете играть молодого дворянина, такого из себя благородного. И даже…

Трюм скорчил гримасу:

— Он ведь никогда не снимался.

Режиссер не ответил. Он вытащил Николе из группы статистов и приступил к исполнению замысла.

— Ну да, вы могли бы надеть белую перевязь — почему бы и нет? Вы молоды, но это не помеха. Итак, решено! Вы будете с перевязью.

Николе, обрадованный расположением режиссера и втайне польщенный своим новым статусом, примкнул к знати. Трюм потихоньку последовал за новым знакомым, однако режиссер его остановил:

— А вы куда?

— К остальным, — ответил Трюм.

— Нет-нет, не смешите людей. Возвращайтесь к лакеям, сделайте милость.

Трюм, затаив обиду, занял прежнее место.

Пятнадцать аристократов вслед за режиссером прошли между высокими декорациями и оказались на небольшой площадке, обустроенной среди трех озерных пейзажей. На подмостках стояла вешалка, на которой по размерам были в ряд развешаны пятнадцать костюмов. Каждому полагались шляпа, камзол с плоеным воротником, короткие штаны, чулки и туфли; все довольно скверно подобранное.

Во избежание пререканий режиссер сам выбрал одежду для каждого и дал статистам десять минут на перемену костюма.

Николе втиснулся между двумя мужчинами лет сорока и принялся переодеваться. Сосед справа поведал ему о том, что иногда пел в кафе-шантане.