Энтони Троллоп - Смотритель

Джон Болд иногда думает об этом, когда говорит о правах стариков, которых взялся защищать; однако он подавляет сомнения звучными именем правосудия: «Fiat justitia, ruat cmlum». [4] Да свершится правосудие, хоть бы и обрушилось небо (лат.). Эти старики должны, по справедливости, получать сто фунтов, а не шиллинг и шесть пенсов в день, смотритель — двести-триста фунтов вместо восьмисот. Несправедливость — зло, а зло следует исправлять. И кто за это возьмётся, если не он?

«Каждый из вас по закону должен получать сто фунтов в год», — нашептал Финни Эйблу Хенди, а тот передал одиннадцати собратьям.

Человек слаб; перед обещанием ста фунтов в год большинство пансионеров дрогнуло. Великий Банс не поддался на обман, и с ним оставались два стойких соратника. У Эйбла Хенди, возглавившего погоню за богатством, поддержка была увы, сильнее. Целых пятеро из двенадцати поверили ему; вместе с предводителем они составляли половину пансионеров. Последние трое — натуры ветреные и переменчивые — колебались между двумя вожаками, подстрекаемые то корыстью, то желанием сохранить существующий порядок.

Было решено направить петицию епископу и просить его преосвященство как инспектора богадельни восстановить справедливость по отношению к законным получателям Хайремовых денег, а копии петиции и ответа разослать во все главные лондонские газеты и таким образом придать делу огласку, что безусловно облегчит дальнейшие юридические шаги. Крайне желательно было получить подписи или крестики всех двенадцати ущемлённых легатариев [14], но это было невозможно: Банс скорее отрезал бы себе руку, чем подписал документ. Финни сказал, что если удастся собрать хотя бы одиннадцать подписей, одного упрямца можно представить неспособным судить о подобных вопросах и даже non compos mentis [5] умалишённым (лат). так что петиция всё равно будет единодушной. Однако и этого добиться не удалось: друзья Банса были так же непреклонны, как и он сам. Так что пока под документом стояло всего шесть крестиков. Банс умел писать своё имя вполне разборчиво, а один из трёх колеблющихся долгие годы похвалялся таким же умением; у него и впрямь была Библия, на которой он лет тридцать назад собственноручно вывел: «Джоб Скулпит». Подозревали, что Джоб Скулпит с тех пор позабыл свою учёность, и что именно отсюда проистекает его нерешительность, а если он её преодолеет, двое оставшихся последуют его примеру. Документ, подписанный лишь половиной стариков, произвел бы жалкое впечатление.

Сейчас письмо лежало в комнате Скулпита, дожидаясь подписей, которые Эйбл Хенди сумеет добыть своим красноречием. Шесть крестиков были должным образом заверены, вот так:

его его его

Эйбл + Хенди Грег + Моуди Мэтью + Сприггс рука рука рука

и так далее. Карандашом отметили места для тех собратьев, которые должны были теперь присоединиться; только Скулпиту оставили целую строчку, чтобы тот ровным писарским почерком вывел свои имя и фамилию. Хенди принёс петицию, разложил её на маленьком столе и теперь нетерпеливо стоял рядом. Моуди вошёл вслед за ним с чернильницей, которую предусмотрительно оставил Финни, а Сприггс держал высоко, как меч, старое, испачканное чернилами перо, и время от времени пытался вложить его в безвольные пальцы Скулпита.

Вместе с учёным человеком были двое его товарищей по нерешительности, Уильям Гейзи и Джонатан Крампл. Если отправлять петицию, то сейчас, сказал Финни, так что можно вообразить волнение тех, кто полагал, что от этого документа зависят их сто фунтов в год.

— Лишиться таких деньжищ, — шепнул Моуди своему другу Хенди, — из-за старого дуралея, возомнившего, будто он умеет писать своё имя, как порядочные!

— Вот что, Джоб, — сказал Хенди, безуспешно силясь придать своей кислой физиономии ободряющую улыбку, — мистер Финни говорит, надо подписывать, вот тебе тут место оставили, — и он ткнул бурым пальцем в грязную бумагу, — имя или крестик, всё одно. Давай, старина. Если уж нам доведётся потратить наши денежки, то чем скорее, тем лучше, я так считаю.

— Уж точно, мы все не молодеем, — подхватил Моуди. — И мы не можем торчать тут долго — того гляди, старый Смычок придёт.

Так эти неблагодарные называли нашего доброго друга. Самый факт прозвища был извинителен, однако намёк на источник сладкозвучной радости задел бы даже незлобивого мистера Хардинга. Будем надеяться, что он так и остался в неведении.

— Только подумай, старина Билли Гейзи, — сказал Сприггс. Он был значительно моложе собратьев, но отличался не самой располагающей внешностью, так как некогда в подпитии упал в камин и лишился одного глаза, насквозь прожёг щёку и остался с обгоревшей рукой. — Сотня в год, трать, как душа пожелает. Только подумай, старина Билли Гейзи. — И он ухмыльнулся во весь свой обезображенный рот.