Тщательно вымыв руки, он снова вышел на улицу, с дрожью возбуждения, пробегавшей как лихорадка по его кривой спине. За одним из столиков кафе на углу его улицы и Променады мужчина в бутылочно-зеленом пиджаке, сидевший вдвоем с явной шлюхой, пришлепнул обе ладони к лицу со звуком приглушенного чиханья и продолжал сидеть, замаскированный собственными руками, притворяясь, что ожидает продолжения. Градус пошел по северной стороне набережной. Постояв с минуту перед витриной сувенирной лавки, он вошел внутрь, спросил цену маленького бегемота из фиолетового стекла и купил карту Ниццы и окрестностей. Пока он шагал к стоянке такси на улице Гамбетта, он случайно заметил двух молодых туристов в цветистых рубашках, запятнанных потом, с ярко-розовыми лицами и шеями, следствием жары и неразумной соляризации. Они несли, перебросив через руку, аккуратно сложенные двубортные, на шелковой подкладке, пиджаки от своих темных костюмов с широкими брюками, и прошли, не взглянув на нашего шпика, который, хотя был исключительно ненаблюдателен, ощутил прилив чего-то смутно знакомого, когда они мимоходом его задели. Они ничего не знали ни о его нахождении за границей, ни о его интересном поручении; надо сказать, что их — и его — начальник сам только за несколько минут до того узнал, что Градус в Ницце, а не в Женеве. Градус же не был извещен, что ему будут помогать в его поисках советские спортсмены Андронников и Ниагарин, с которыми он мельком встречался раз или два на территории онхавского дворца, когда вставлял разбитое окно и проверял для нового правительства риппльсоновские витражи в одной из бывших королевских оранжерей; а через минуту он потерял кончик нити узнавания, усаживаясь с осторожным повиливанием коротконогого человека на сиденье старого «кадиллака» и прося себя отвезти в ресторан между Пеллосом и Турецким мысом. Трудно сказать, каковы были надежды и намерения нашего героя. Хотел ли он просто взглянуть сквозь мирты и олеандры на воображаемый плавательный бассейн? Ожидал ли услышать продолжение Гордоновой бравурной пьесы в другом исполнении, более крупными и сильными руками? Подкрался ли бы он с пистолетом в руке туда, где, купаясь в солнечных лучах, лежал распластавшись, как парящий орел, гигант с волосами на груди в виде распластанного орла? Мы не знаем, не знал, быть может, и сам Градус; во всяком случае, он был избавлен от ненужного путешествия. Современные шоферы такси столь же болтливы, как в старину бывали цирюльники, и даже еще до того, как старый «кадиллак» выехал за город, наш неудачливый убийца узнал, что брат его водителя работал в садах виллы «Диза», но что в настоящее время там никто не живет, т. к. королева уехала в Италию до конца июля.
В его отеле сияющая хозяйка вручила ему телеграмму. В ней его бранили по-датски за то, что он покинул Женеву, и велели ничего не предпринимать до следующего распоряжения. Ему также предлагали забыть о своей работе и развлекаться. Но в чем (кроме кровавых грез) мог он найти развлечение? Его не интересовали виды и воды. Он давно бросил пить. Он не ходил на концерты. Он не был игроком. Одно время его сильно тревожили половые позывы, но это было в прошлом. После того как жена, бисерщица в Радуговитре, ушла от него (с любовником-цыганом), он жил во грехе со своей тещей, пока ее не увезли, слепую и отечную, в приют для разваливающихся вдов. С тех пор он несколько раз пытался себя кастрировать, лежал с тяжелым заражением в больнице Стеклова и теперь, в сорок четыре года, был вполне излечен от похоти, которую Природа, эта великая мошенница, закладывает в нас, дабы хитростью завлечь нас в процесс размножения. Немудрено, что совет поразвлечься привел его в бешенство. Я думаю, я тут прерву это примечание. >>>
Строки 704–707: Систему… и т. д.
Троекратное «клеток переплетенных» прилажено здесь чрезвычайно искусно, а от переклички «систему» и «темы» получаешь удовлетворение. >>>
Строки 727–728: Нет, мистер Шейд… лишь полутенью
Еще один отличный пример особой, свойственной нашему поэту комбинационной магии. Здесь тонкий каламбур зиждется на двух вторичных значениях слова «shade» (кроме очевидного синонима «нюанс»). Доктор намекает, что Шейд [26]не только сохранил наполовину свою индивидуальность во время обморока, но что он также был наполовину призраком. Будучи знаком с врачом, который в то время лечил моего друга, осмеливаюсь добавить, что это был тяжелодум, едва ли способный на такое остроумие. >>>
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу