Кодзиро Сэридзава - Умереть в Париже. Избранные произведения

Как-то зимой, в субботу, я собирал сухие иглы на горном водоразделе между западным и восточным склонами, когда внезапно меня обнаружила сама княгиня. Вероятно, она просто прогуливалась здесь. Княгиня подошла очень тихо, а я был так занят работой, что не видел ничего вокруг, и заметил её, лишь оказавшись с нею лицом к лицу. Я оцепенел, сжимая в руке грабли. Хотя я и собирал иглы на горном водоразделе, но, видимо, зашёл на западную сторону. Во всяком случае, у меня было чувство, что я влип в большие неприятности. Княгиня, одетая в кимоно, была пожилой женщиной, но, как запечатлелось у меня в памяти, чёлка у неё по-девчачьи спускалась на лоб.

— Ты один?

Я кивнул, дрожа от страха.

— Из Ганюдо?

Я снова кивнул, ещё более напуганный.

— Подожди здесь.

С этими словами княгиня скрылась в роще, покрывавшей западный склон. Я готовился к худшему, ожидая, когда снизу поднимется сторож. От страха я несколько раз порывался бежать, но меня точно что-то приковало к большой скале, и, заливаясь слезами, я ждал страшной минуты. С того места, где я сидел, открывался прекраснейший вид — от Ганюдо до реки Каногавы и залива Сэмбон, в сторону Фудзиямы, величественно возвышающейся вдали над горой Аситака. Я часто вспоминал этот вид, уже покинув родную деревню. И до сих пор, когда мне становится особенно страшно, я подбадриваю себя, мысленно воскрешая образ Фудзиямы и ребёнка, ожидающего, что его до полусмерти изобьют камнями.

Однако из рощи появился вовсе не сторож, а сама княгиня. Улыбаясь, она протянула мне завёрнутое в бумагу печенье. Я взял, дрожа, свёрток, сунул за пазуху, даже не поблагодарив, торопливо побросал собранную хвою в корзину и, взвалив её на плечи, точно спасаясь бегством, со всех ног устремился вниз по восточному склону. Всё это время княгиня спокойно наблюдала за мной.

Вернувшись домой, я положил бумажный свёрток на столик для пожертвований Богу. Только после этого мы с бабушкой и тётей О-Тига осмелились притронуться к его содержимому. Так я впервые в жизни попробовал печенье. Жертву перед Богом я сотворил не столько из благодарности, сколько из опасения, не подмешан ли в печенье какой-нибудь яд? Ох, каким вкусным оно было! Вот что значит европейские сладости! Даже собравшимся у нас в тот вечер верующим кое-что перепало. Княгиня Ояма, вероятно из прихоти, пожелала облагодетельствовать бедного ребёнка зачерствелым печеньем, но я, словно свидетель чуда, явленного Богом, вынес из происшедшего урок, что тот, кто не ведает страха, непременно получит свою награду. Знатная дама с необычной причёской казалась мне вестником Божьим. В ту пору я был убеждён, что всё происходит по воле Бога.

Я не мог не привести некоторые эпизоды из своего детства, но поскольку я надеюсь, что когда-либо мне представится случай написать о детстве подробнее, здесь я остановлюсь лишь на нескольких событиях, имевших важное значение для моего развития.

Детство прошло под знаком постоянных угроз со стороны сил природы. Угрозы зависели от времени года. Летом опасность несла вода, зимой — ветер.

Наша деревня находилась в устье реки Каногавы, и, как правило, каждое лето река разливалась, затопляя грязными потоками деревню. Если дождь лил на протяжении нескольких дней, мы начинали опасаться, как бы не случилось наводнения. Задолго до наступления сезона дождей нас охватывала тревога за крышу нашего дома. Только мы успокаивались, заново перекрыв крышу соломой, как вдруг где-нибудь обнаруживалась течь. Туда, где протекало, подставляли вёдра, и я помню, как в детстве невыносимо тоскливо было, лёжа в постели, слушать у самого изголовья монотонную дробь воды.

Когда дожди затягивались, размывало дорогу, ведущую к школе, расположенной у подножия горы Кацура. Чтобы подобраться к горе, приходилось идти кружным путём, через дамбу, и с высоты дамбы было видно, что затопленные рисовые поля слились с рекой Каногавой, а наша деревня поднималась над водой островком, отрезанным от города Нумадзу и соседних деревень. Этак скоро и нашу деревню затопит! — тревожились детские сердца, и случалось, что, когда мы возвращались из школы, дорога, ведущая от дамбы к деревне, уже исчезала под водой, и нам оставалось, раздевшись догола, переправляться по воде, придерживая на голове свёрнутую одежду. Тем временем дома вода уже подбиралась к полу, вспучивались циновки, расползался дощатый настил. К ограде перед домом была привязана лодка. Мы спасались у знакомых, живших на холме ближе к берегу.